| Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 |
|
Глава 28. Мы переселяемся в город. 1926 г. Глава 29. Бологое. Ресторан "Богемия". Глава 30. Спиртозавод в Будущем. |
Глава 28. Мы переселяемся в город. 1926 г.
Наша семья решила переселиться в город Бологое. Но! Чтобы переселиться в город, нужно было ликвидировать хозяйство в деревне... Были проданы лошади... Мне было очень нелегко расставаться с послушным и работящим Воронком, с которым я провёл большую часть деревенской жизни. После продажи Воронка в Наволоке он в ту же осень умер... Видимо, новая обстановка, новые хозяева, новые полевые угодья подействовали на него так сильно. Продали коров. Их Отец свёл в Бологое и продал на рынке мясом. Мне было поручено отвести взрослую тёлку в Бологое на бойню.
Во второй половине апреля 1926 года снег почти стаял, только в лощинах и глухом лесу продолжал лежать. Ручьи весело журчали, подхватывая на своём пути сухую траву, ветки и щепки. По дорогам ездить невозможно. Ни на телеге, ни на дровнях, да и пешком ходить было трудно из-за обилия грязи. В этот период весеннего распутья я и пошел из Гвоздков в Бологое.
До Селища дорога малоезженая, грязь, ручьевые броды. Эти шесть километров телушка рвалась, останавливалась - не хотелось ей с домом расставаться. Между Селищем, Михайловским, Выползовым местность боровая, шли мы более спокойно. К вечеру дошли до Нарачина. До города было пятнадцать километров и весенняя тёмная ночь. Пришлось делать остановку до утра у знакомых. Мы у них зимой и летом делали остановки на кормёжку лошади и чаепитие.
Утром задолго до рассвета мы пошли дальше. До Городка прошли по сухой боровой дороге. Но последние шесть километров на всём пути надо иметь крепкие сапоги, чтобы преодолеть грязь в глубоких колеях и длинные лужи. Стороной их обойти невозможно. Этот участок дороги - настоящая непролазная тайга. В такой глухомани стоит сумрак даже среди белого дня. Небо видно только как светлую ленту над дорогой. В этом лесу встречаются неизвестные могилы с убитыми, жертвами грабежей. Досужие люди сумели пустить слухи - по этому лесу не пройдешь подобру-поздорову, что-нибудь да случится.
Маленький морозец остеклил тонким слоем лужи. Бредя рядом с присмиревшей тёлкой, меня охватили народные сказания о лесных несчастьях. Глаза и уши напряглись до предела. Хрустнет где - по телу пройдет дрожь. Вывороченные с корнями старые пни кажутся то лохматыми медведями, то лесными чудовищами. Проходя длинную и грязную лужу, следя за тем, чтобы не зачерпнуть грязи за голенища, я остановился от внезапного крика. Впереди, куда идёт дорога, заплакала женщина и тявкает собачонка...
Тут я перепугался! Свернул в лесную чащу и спрятался за толстую с густыми сучьями ель. Думаю: "Пропал! Убьют и никто не будет знать, где я буду лежать в неизвестной могиле... Наверное разбойники - неспроста так стонет женщина..." Слышу раздался смех, да такой, как будто хохочет целая группа людей. После некоторого затишья раздался плачь ребёнка. Кричит бедняга не своим голосом, что даже охрип. "Да, попал ты, Иван, в гости к лешему - это он со своими кикиморами свадьбу справляет... Разбойники так долго не стали бы над своей жертвой издеваться: их дело зависит от скорости - стукнул, ограбил и удирай скорее, заметай следы."
Я стоял в укрытии около часа. Пот прошиб под рубахой. Замерев, слышал, кажется даже, как под землёй шевелятся насекомые. Становилось всё светлее. Звуки лесных чудищ стали отдаляться, а потом совсем затихли. Для большей смелости сломал для обороны толстую палку. Прислушался... Кругом тишина. С осторожностью прошли длинную лужу и вышли на сухой пригорок. Над головой внезапно подул ветер и захлопали крылья. Пролетела большая птица, но я её не успел разглядеть. За этой птицей летит вторая с громким хохотом. Потом залетали еще и еще. Поднялся такой же крик, напугавший меня час тому назад.
Тут от души отлегло. Страх прошел совершенно. Я понял всё - это филины или совы. Они так умеют подражать крикам человека и животных. Они разгулялись на ночной свадьбе, ведь весна идёт: многие пернатые собираются на тока, на бой самцов. Вот такие же "серые разбойники" летали над дорогой, устроив своеобразный концерт, невольным свидетелем которого оказался я. Кому придётся побывать ночью в апрельском лесу, тот поверит, прочтя мой рассказ, что это не сказка, а быль.
После распродажи движимого имущества оставался непроданным дом с надворными постройками. Его мы поменяли на рядом находящийся дом, уже старый, но временно в нём можно было жить, приезжая в Гвоздки. Эту зимнюю избу с надворными постройками Андрей Климентиевич продал маслозаводу на топливо. Семья его, состоящая из деда Климентия, жившего 102 года и его жены Матрёны к моменту обмена уже умерли. Брат Андрея Иван Климентиевич, будучи наследником, был сослан в Сибирь со всей семьёй, как жандарм, не покорившийся власти. Это тот самый жандарм, о котором я вспоминал в главе о жизни в Смехове.
По окончании всех сборов к отъезду к нам собрались на проводы: дядя Терентий с Катей-женой, бабушка Прасковья, Иван Михайлович из Воронова, дядя Миша (Михаил Михайлович) из Воронова с дочерью Аксиньей и наша семья: Папа, Мама, я, Яша, Павел. Разместившись вокруг стола, выпив самогона, изготовленного для этого случая, начали разговор. Первым выступил Отец.
- Дорогие наши родные, мы с вами сидим за этим столом в бывшем нашем доме последний раз. Следующие встречи могут быть уже в Бологое. О том, что мы туда уезжаем, всем известно. Вас, я предчувствую, интересует: где мы будем жить и чем заниматься. Ведь для жизни в городе нужны деньги и немалые.
Так вот, я договорился в управлении Новгородского завода "Богемия"***, что мы будем от их имени торговать пивом, чаем и обедами. Для этой цели будет арендоваться бывшая чайная на берегу озера. Хозяин Николай Егорыч (Егоров) закрыл её по своей старости, а помогавшие ему дочери вышли замуж. Зарплата будет процентом от товарооборота.
- Кто у вас будет поваром? - спросила Катя.
- Кухарить начнёт Устиша. Она еще не забыла, как готовила у попа десять лет на его семью. Мать, правильно я говорю?
- Гриша, страшновато! Надо ведь угодить не на пять человек, а сотням людей. У всех разные требования и вкусы.
- Ничего-ничего, привыкнешь! А народ то бывает больше деревенский, приехавший на базар. - успокаивал Отец.
- Чем же будут заниматься сыновья? - спросил дядя Терентий.
- Я с матерью всё продумал. Ваня, как более грамотный из нас, будет заведовать буфетом. Его дело - готовить бутерброды, обеспечивать покупку кондитерских продуктов и помогать Яше и мне в обслуживании посетителей. То есть мы с Яшей - официантами.
- Григорий Иваныч, где жить будете? В чайной?
- Нет, Иван Михайлыч, я снял пока большую комнату за железной дорогой, против Рыбинской платформы. Младший сын Павел пойдёт в школу.
- Дорогой шурин, я, слушая тебя, понял, что продумано многое, да не всё. Не кажется ли тебе, что будет много неучтённого. Вот первое: открыли свою ресторацию, народ ест, пьёт, а кто будет мыть посуду и поварихе помогать? - заговорил дядя Миша.
- Михаил Михайлыч, ты прав... Может быть отпустишь Аксинью в помощники?
- Я согласен. Как, Аксинья, поедешь в город?
- Тятька, очень буду рада помогать. Да и сама научусь готовить обеды.
- Всё, кажется, обговорили. Остаётся поднять наши стаканы за здоровье и успех начатого дела! Будьте здоровы!
Все потянулись стаканами, чтобы чокнуться сначала с Отцом, потом со всеми собравшимися. Разгорячённые самогонкой, хорошо закусив студнем, начали давать разные советы.
Утром следующего дня дядя Терентий, нагрузив телегу нашим имуществом и усадив Павла на верх вещей, поехали на станцию Едрово через Рядчино. Мы - взрослые пошли рядом пешком двенадцать километров.
Бабушка проводила нас за ворота среднего поля. Поцеловала всех, перекрестила крёстным знамением и со слезами на глазах смотрела нам вслед, пока наша процессия не скрылась из виду.
День был солнечный. Деревья одевались в свой летний наряд. Еще не просохли дороги с глубокими колеями. Молодая майская зелень с подснежниками и фиалками радовала глаз. Особенно чётко отчеканивала своё ку-ку недалеко от дороги кукушка.
Приехав на станцию Едрово, Отец сказал дяде, прощаясь с ним.
- Брательник, большое спасибо за оказанную помощь! Прощаться не буду, а скажу одно. В Бологое на базаре есть двухэтажный дом колёсного мастера. Так он продаёт нижний этаж или сдаст в аренду. Тебе мой совет: переезжай и ты с семьёй. На бойком месте откроешь чайную и будешь наших мужиков поить чайком.
- Спасибо, Гриша! Я посоветуюсь с Катей и Маменькой... Я, например, хотел бы переехать.
Мы, сдав вещи в багаж, распрощались с дядей и уехали на поезде с узлами и чемоданами.
___________________________________
*** - Кстати, сырье для производства пива, до 1913 года закупалось за границей. В Польше и Чехии. Главным конкурентом "Богемии" был завод Калинкина (Санкт-Петербург). Пиво завода славилось своим отменным качеством и им обслуживался весь рынок Новгородской губернии. Первая мировая война привела к снижению производства, а затем и вовсе к обанкрочиванию завода в 1917. В 1923 году завод возродился под прежним именем "Богемiя", продолжая выпускать пиво, которое, как говорят, было лучше Ленинградского, хоть и сырье теперь завозили не из-за границы, а из юга СССР. После вхождения Новгорода в состав Ленинградской области завод был признан нерентабельным, и в 1928 году прекратил работу.
Глава 29. Бологое. Ресторан "Богемия".
Благополучно доехав до города и сойдя с поезда, отправились на новоселье. Комната наша была на первом этаже, окнами на железную дорогу. Оклеена дешевенькими обоями давно, стены были засижены мухами, с потемневшими пятнами от клопов. Рядом городская площадь, метров 25-30.
- Гриша, неужели не нашёл лучше? Тут шумно от поездов. Нужен большой ремонт, - с ужасом обратилась Мать к Отцу.
- Мы тут поживём временно. В дальнейшем подыщем другой домик... А пока, за неимением кроватей, располагайтесь на полу. Чайник есть - согрейте чайку. А лучше я схожу на вокзал - там кипяток есть всегда. Хлеб и бабушкины пироги ставьте на стол. Утром приобретём кровати, стол, стулья и начнём обживать временную эту комнату.
На следующее утро мы всей семьёй пошли в наш "ресторан" развёртывать торговое предприятие. Кухонную посуду, инвентарь, запас дров, столы, стулья, чайную посуду, ножи, вилки, ложки - всё это нам отдал Николай Егорыч за недорогую плату. Всё перемыли, вычистили, расставили по местам и полкам.
Мы с Яшей и Отцом пошли на базар закупать нужные для обедов продукты. Мать и Аксинья приступили к растапливанию плиты и приготовлению кипятка для чая. Помещение столовой имело около сорока посадочных мест. Просторную для большого количества кастрюль плиту, хорошую духовку. Воду носить нужно было из озера. Против кухни, до выходной двери во двор была тёмная комната метров двенадцати, и мы с Яшей забронировали её себе как спальную.
К вечеру пришел вагон бутылочного пива. Нужно было разместить пиво в подвале под столовой. Мы втроём стали тренироваться как открывать бутылки штопором, чтобы делать это быстро и не показывать своей неопытности посетителям.
На следующее утро мы должны будем готовы для открытия столовой и приёма посетителей. Я заготовил бутерброды с колбасой, селёдкой, икрой, шпротами. Расставил образцы в витрине. Разложил по маленьким тарелочкам мочёный и солёный горох. Тогда полагалось подавать к пиву бесплатно горох, мелкие солёные сушки-баранки, солёные снетки.
К открытию пришёл инспектор завода для составления акта передачи помещения, инвентаря и товарных накладных на первую партию пива. Проверил всё на столах, готовность кухни подавать чай и обеды.
В десять часов распахнули двухстворчатые двери... Посетителей не много... Народ еще не знает нашей торговой точки. Заходят случайные прохожие, увидевшие открытые двери и над ними новую вывеску
В начале были казусы (бой посуды, путаница со столовыми приборами). Но по ходу торговли они устранялись. Постепенно мы втянулись в новую работу.
Как-то через неделю приходят с квартиры Отец с Матерью. Мать плачет горькими слезами, ругает Отца за то, что нашел плохую квартиру. Оказалось, что квартиру среди бела дня обокрали. Унесли всё бельё, одежду, обувь, посуду. В комнате остались голые стены. А у нас с братом - то, что одето и обуто на себя...
Погоревав, начали понемногу приобретать то, что нужнее всего, а комнату оставили хозяевам. Для дальнейшего житья нам отдала в своём доме второй этаж из двух комнат и кухни тётя Анна Кузнецова, сестра Отца. У них был двухэтажный дом. Семья их состояла из хозяина Семёна Фадеича, четырех дочерей и трёх сыновей. Трудился дядя Семён главным кондуктором (по-прежнему: обер-кондуктор) на железной дороге. Тётя Анна держит двух коров и торгует на станции молоком, управляется с хозяйством. Сено заготовляют сами в ближайших деревнях.
1926 год. Дело подходит к осени, а нам с братом не выбрать время погулять, потому что работали с 10 до 23 часов без выходных. Я стал отхватывать время по вечерам так. Поскольку вечером уже не берут обедов и ужинов, а только сидят постоянные алкаши и тянут пиво, то я ходил учится играть на бильярде к новому знакомому Юрке, сыну пивника. Их пивная - от нас через улицу, два бильярдных стола. Юрка был года на два постарше меня, он стал меня учить играть.
- Слушай, Иван, учись играть, а как хорошо освоишь, езди по городам, обыгрывай простачков... С деньгой, брат, нигде не пропадешь!
- Юра, мне хотя бы научиться здесь хорошо играть! Я смотрел, как мой папа играет: он иногда с выигрышем, а иногда в проигрыше.
- Мне до чёрта всё это надоело! Давай скопим деньги и вместе уедем в город Верный (Фрунзе, Алма-Аты. Казахстан), купим по ружью, охотой займёмся. А зверей там - уйма!
- Откуда мы с тобой скопим деньги? Воровать что ли? Прикарманивать от продажи пива? Нет... Не согласен!
- Не хочешь? И не надо... А у меня есть немного. Ещё подкоплю и уеду. Смотри не проболтайся моим. Я заработаю на бильярдной игре - простачков ходит немало...
Торговля к зиме пошла бойкая. Особенно земляки из соседних деревень узнали про нас и стали заходить при любом появлении в городе. Приехал однажды на базар с сеном (или с дровами) Вороновский Николай Нилыч. Заходит к нам в столовую.
- Здорово, земляки! Решил навестить вас. Как вы тут поживаете, Григорий Иваныч?
- Нилыч, живём да всё надеемся на лучшее. Вам чего? Закусить или чайку подать?
- Пускай подадут чайку на одного, а кипяточку - два чайника (это литров 6)!
Выпил Нилыч заварку на одного, два чайника кипятку и ещё попросил пару чайников... Закусил домашним хлебом. А выпив весь кипяток, вытряс из заварочного чайника спитой чай на ладошку и съел... Увидев, что смотрят на него, ответствовал:
- Всё равно деньги плачены!
В Бологое базарные дни - среда и воскресенье. Так в эти дни к нам народ валом валит. Согреются от чая, поснимают с себя тулупы, выпьют прихваченную в казёнке "сороковочку", ну и поведут разговоры - можно бы книги писать об их жизни... Жаль не грамотен я на это.
Приехала моя знакомая девушка из Макушина с отцом. Заказали обеды. Я сходил на кухню, принёс по тарелке густых щей из свежей капусты, мяса положил порядочно. Поели они и отец пошел в магазин, велев дочери дожидаться тут. Я подсел рядом и спрашиваю:
- Как, Дуся, живётся-можется?
- Живу по-старому. Гулянки надоели. Ребят стало мало - все в города разъезжаются...
- Замуж не собираешься? Ведь у тебя женихов было - "пруд пруди" Помнишь, на масленице костелевские из-за тебя чуть меня не убили? Хорошо, попало по голове гнилым бревешком... Если бы оно не сломалось о мою голову, то не пришлось бы нам с тобой встречаться.
- Что старое вспоминать! Я с тем парнем больше не встречаюсь. Ухаживает за мной свой деревенский... Да, ты знаешь - Ратников! Но я не хочу за него... Он старше много меня...
- А за меня пошла бы? Видишь теперь не маслодел, не крестьянин, а торговец. Кормим и поим приезжих людей.
- Вы устроились очень хорошо. Не то, что в земле да навозе ковыряться. Завидую!
- Чем завидовать, так возьму да приеду свататься к тебе!
- Приезжай! Я не против.
На этом разговор окончился, пришел её отец со связкой баранков и заказал чай.
В зимний скучный вечер в нашем ресторане народу не много. Штатные пивопоглотители пьют пиво, разговоры у них не клеятся. Я решил поднять у них настроение. Вытащил из-под кровати гармонь и, усевшись около буфетной стойки, заиграл "Шёл бродяга с Сахалина лесною узкою тропой". Посетители, прекратили разговоры, стали слушать. Потом один, другой запели... И вдруг организовался слаженный хор - запели все!
Пропев эту песню, закричали:
- Смотрите, оказывается тут - свой музыкант!
- Што это ты раньше молчал? Сколько пропущено весёлых вечеров!
- Давай еще что-нибудь! Так захотелось петь... Да поставьте нам еще пивка!
Я сыграл им "Про Стеньку Разина", "Коробочку", "Эй, ямщик, не гони лошадей!", "Вечерний звон". Попробовал играть плясовую "Камаринскую", но у алкоголиков вышла не пляска, а бестолковая толкотня. Задвигались столы, полетели с них бутылки. Я прекратил игру, так как настало время закрывать двери. Уходя по домам, посетители кричали:
- Мы будем каждый день ходить, только почаще играй на гармошке!
Играть и торговать долго не пришлось... У Отца образовалась недостача, она постепенно росла всё лето. Ледника нет, бутылочное пиво хранилось в тёплом подвале. От тепла пиво кисло, бутылки рвались, а списывать не положено. Доставлять пиво мелкими партиями - заводу было не выгодно. Видя неизбежный крах, Отца отстранили от работы, передав всё хозяйство мне... Я принял с условием, что будет найден человек, которому можно передать хозяйство.
Получив проценты за работу, мы внесли сумму недостачи заводу. Я стал директором "ресторана" (до мая 1927). Распродав принадлежащее нам имущество, поделили выручку на всех (Яша, Мама, Аксинья и я). За такой короткий срок в пять месяцев начала расти недостача, но на её погашение хватило расплатиться зарплатой. На этом моя торговая карьера не кончилась. Об этом ещё впереди. Яша ушёл работать на постройку железнодорожных мостов. Отец занимался бетонными работами на строительстве элеватора в Гузятино.
У матери родился в 1924 году осенью сын Николай (6 октября). Прожил он не долго - умер пятилетний (27 декабря 1929).
Собрав оставшиеся деньжонки, купили за триста рублей маленький домик в два окошка на улицу Змейка и одно - во двор. От входа налево - русская печь, против неё к окну - чулан (кухня), в правом углу от входа - спальня, которую занимали Отец с Матерью. Мы с Яшей летом спали в кладовке на коридоре и каждую ночь воевали с крысами, бегающими через нас на чердак. Зимой спали на железной одноместной кровати. Ляжешь спать, а ноги торчат через спинку, загораживая и без того узкий проход в комнату.
Глава 30. Спиртозавод в Будущем.
В июне 1927 года, не найдя в городе работы, я поступил «гензоваром» на спиртозавод в деревне Будущее* совхоза «Тимково-Будущее»** на северо-запад от станции Кафтино***. Работа такая - следить как варится паром в гензах кукуруза, которая после распаривания перекачивается давлением пара в бродильные чаны емкостью с железнодорожную цистерну. Там начинается брожение, а потом варка с испарением и конденсацией спирта. Годным считался спирт 96 градусов. Остальное всё сливалось на улицу в ямы, откуда это могли забирать рабочие и крестьяне для скота.
__________________________________
*) - По-старому, это — деревня Святое (22 двора, 155 жителей) и усадбище Святое-Поле (5 дворов, 30 жителей). 7 км от Тимково на северо-запад. Переименование в деревню Будущее произошло в советские годы. Винокуренный завод швейцарца Генриха Фолленвейдера стал спиртозаводом. Спирт гнали из кукурузы или из мороженой картошки, свозя ее машинами (полуторки и ЗИСы) со всех окрестных колхозов. Позднее закрыли и спиртозавод. Со временем рухнул крупный совхоз «Тимково». Отдаленная деревня Будущее лишилась перспективы и будущего.
**) - Тимково-Будущее — часть деревни Святое, разделённой протокой речки Тюшинки, вошла в колхоз им. Сталина, другая часть образовала совхоз. Колхоз просуществовал недолго, все святовцы вошли в совхоз «Тимково-Будущее» — основа и зародыш будущего крупного совхоза «Тимково».
***) - Кафтино — станция ж.д. и посёлок на северо-восток от Бологое на Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороге. Кафтино размещается на восточном берегу озера Кафтино.
По приезде в Тимково, вызывает меня к себе директор Гаврила Кузьмич и задаёт мне ряд вопросов.
- Скажите, товарищ Григорьев, что вас заставило поехать из города в деревню?
- Товарищ директор, в таком небольшом городе, как Бологое есть лесопилка, электростанция, торговые магазины, районные организации и транспорт. Там все должности заняты. А быть в мои годы безработным без дела и средств - вы понимаете что значит!
- Вы родились в деревне?
- Да, в крестьянской семье.
- Значит, обработка земли вам знакома?
- Знакома от начала до конца!
- Я видел вас в Бологое в ресторане, там работали?
- Работал. Но пришлось отказаться от этого дела. Оно было убыточно из-за непригодности помещений.
- Хорошо!.. Я приму вас на спиртозавод на зиму, а летом - работа в поле по обработке земли, заготовке сена. Жить будете в комнате вдвоём. Там пожилой мужчина проживает. Возьмите записку и идите к винокуру, он познакомит вас с местом и условиями работы.
У нас столовой нет. Продукты выдаются в кладовой: хлеб, сыр, масло, молоко; с вычетом раз в месяц при выдаче получки. Плата за труд у нас не велика - 27 р. 50 коп. , т.к. продукт по себестоимости дешёвый.
- Спасибо, Гаврила Кузьмич. Попробую поработать.
Войдя в здание спиртозавода, я был ошеломлён скоплением разных цистерн, труб большого и малого диаметра. До этого я, кроме самогонного аппарата, не видел, как делают спирт.
- Здравствуйте! Вам кого? - спросил мужчина средних лет и роста со светло-русыми волосами в комбинезоне чёрного цвета.
- Я хочу видеть винокура. Пришел сюда работать.
- Винокур - я. Звать меня - Ян Янович. Поскольку пришли работать - это хорошо! Идите в общежитие, устраивайтесь, а завтра приходите к 8 часам. Я дам интересную работу.
В общежитии увидел комнату метров 12 в деревянном доме на втором этаже. Окно в сад. За садом видна речка и деревня. Кровать железная с соломенным матрацем по-деревенски. Подушка, байковое одеяло и двухэтажная тумбочка. По всем видимым показателям жильё мне понравилось. Но одно было плохо - надо ежедневно заботиться о приготовлении еды. Что делать? Попробую зиму поработать, но полевые работы не по мне. Уйду.
Вышел на улицу познакомиться с расположением совхоза, жилья и местности. Завод - в кирпичном здании, сбоку - котельная, у которой большой запас дров метровой длины. Улицы в сырой период грязные, с вязкой глинистой почвой. Через территорию протекает речка из озера, в километре от посёлка она впадает опять в озеро. Через речку мост из круглых брёвен подтоварника. За мостом деревня Святое. Описывать её нет надобности - таких деревень в России полно.
Вернувшись в общежитие, увидел мужчину лет сорока, сидящим на своей кровати. Видно, только что поел, хлеб и кастрюльку ставит в тумбочку.
- Здравствуйте! Разрешите познакомиться. Я - Григорьев Иван. Приехал работать на заводе.
- Здравия желаю, молодой человек! Меня зови Митрофан Никитич или просто дядя Митрофан.
- Вы, дядя Митрофан, здесь работаете?
- Да, работаю кочегаром на заводе!
- Я, как видите, холостой, а у вас что семьи нет?
- Детей нет. С женой поссорился и ушёл куда глаза глядят. А они меня из Чешова сюда привели. Родители есть?
- Есть. Отец, Мать, братья. Живут в Бологое в своём неказистом домике.
- Я, Ваня, работаю кочегаром, готовлю пар для завода. У нас нет гензовара. Вот тебе и будет первая рабочая профессия.
Поговорив ещё кое о чём, мы улеглись спать до утреннего гудка.
Утром, позавтракав молоком, взятым из кладовой с душистым деревенским хлебом, пошли с Никитичем на работу. Он - в кочегарку, а я - в цех. Ян Яныч уже на месте, какие-то задвижки открывает, какие-то закрывает.
- Здравствуйте, Ян Яныч! Покажите, что делать.
- Во-первых, видите с потолка свесился огромный конус с подведенной трубой от паропровода и трубой от насоса холодной воды? На чердаке у генза есть крышка, через которую засыпают кукурузу из мешков. Это весной и летом. Осенью засыпают мороженный картофель. Иди наверх и всыпь кукурузу, приготовленную для этого. Затяни крепко винт за маховик. Да проверь под крышкой прокладку и иди вниз.
Я исполнил.
- Генз засыпан. Теперь открой вот этот белый вентиль и напусти в генз воды по красной метке на водомерном стекле. Открой красный вентиль и пусти пар. Давление пара держать на 2 атмосферы. Пока разогревается генз, возьми ведро, щётку на палке, лестницу и полезай в квасильный чан. Промой его от остатков браги. Щёткой и водой протирай швы клёпки чана.
Я взял предложенное и по приставной лестнице спустился на дно чана. А там... запах спирта такой,.. что дух захватывает! Не успел я и половины сделать, как чувствую - сейчас упаду, потеряю сознание. Полез обратно, но с лестницы свалился на дно. Начал стучать по стенке каблуком. Винокур услышал, поднялся на площадку вровень верха чана, увидел меня лежащим на мокром дне, закричал:
- Ваня, вылезай скорее! А не то задохнёшься!
Я еле встал и потихоньку полез наверх, а Ян подхватил меня за воротник пиджака и помог перевалиться через край чана на площадку.
- Извини, дорогой! Я забыл сказать, что прежде чем лезть в чан, следует промыть всё нутро из шланга водой. Только тогда залезать внутрь для мытья...
Отдышавшись на улице и выпив воды, вернулся в цех.
- Теперь смотри на термометр и манометр.
Ян Яныч научил, как определять готовность варки и как продувать сваренное в чане. После остывания заправляются дрожжи и начинается брожение.
Пока у меня варилось в гензе, я наблюдал, как винокур гонит спирт. А спирт течет по стеклянной трубке с чердака и в цистерну в подвале. На трубке есть ареометр, определяющий крепость спирта. Верхний испаритель, трубы на чердаке и цистерны в подвале были на замках с пломбами. Взять спирт самовольно было невозможно. Для измерения уровня налива и взятий проб в полу есть трубка в цистерну и винокур имеет право открывать замок на крышке трубки и маленькой меркой, проходящей в трубке, доставать спирт. Часто в цех приходили пильщики дров, сменные кочегары и просили у винокура утолить "жажду".
- Вы что забыли, когда даётся спирт?
- Ян Яныч, с похмелья хочется выпить...
- Никаких похмельев! Получил утром 100 г, в обед получишь 150 и перед уходом с работы 100 г. Отправляйтесь отсюда на свои места работы!
Такие порции спирта причитались и мне ежедневно... Но я водку пил только в праздники, а тут такая взрослая доза! Я отказывался от спирта. Лишь только попробовал, как они - не разведённый... Всё во рту и глотке обжег. А рабочие пили, лишь только глотком воды запьют.
За три дня до праздника Первое Мая собрались в котельную кочегары, пильщики. И я зашел. Там обсуждался план - как провести праздник. Как самый старший дядя Митрофан предложил купить в складчину барана, мясо отварить на костре, на берегу озера, взять хлеба, сыру, свои стаканы и утром первого собраться у котельной. На праздничные дни лавки будут закрыты. Так и сделали.
Взяли мясо, четверть спирта (3 бутылки), корзину с сыром, хлебом и стаканами. Отправились к озеру за километр по берегу. Выбрав сухое место, сделали из лежащих по близости брёвен сиденье. Вместо стола - перевёрнутая корзина с широким дном. В компании еще оказались две женщины уборщицы.
Когда сварилось мясо, начался праздничный пир. Сначала с тостами и пожеланиями здоровья, а потом запели песни...
Утром люди, еще не встало солнце, дрожа от холода стали просыпаться и искать кто где находится. Ладно, что некоторые спали на суше, так оказались и такие, которые когда полезли пить воду из озера, так и ткнулись в воду или доползли до бережка, голова на суше, а туловище и ноги в воде. На земле валяются хлеб, куски мяса. Четверть с остатками спирта откатилась к озеру... Развели костёр, согрелись, опохмелились и разошлись по домам.
Глава 31. Обида Яши
К концу мая я отпросился у директора побывать дома, купить продуктов для питания. В субботу Гаврила Кузмич разрешил мне взять верховую лошадь, одеть седло. Я так был рад, что приеду домой как кавалерист. Лошадь сытая, высокая. Садится в седло приходилось с бугорка, пня или камня - иначе мне было не сесть. Но когда я уселся, вдев ноги в стремена, помчался галопом. 20 километров ехал меньше часа, зато к дому подъехал с фарсом. Вышел встречать Отец.
- Мать, откуда такой казак взялся? Ты посмотри, видать здорово гнал, раз лошадь вся покрыта пеной! Ну, здравствуй сын!
- Здравствуйте, Папа, Мама, Павлик! Соскучился я по вам. А где Яша? Что-то не видно его?
- Ушел в кино... Да не ладно с ним... Влюбился в билетёршу, вот и ходит сначала в кино, а потом к ней.
- А баба эта не по нему. Старше много и была замужем, - доложила мне мать.
Собравшись вечером дома, Мама спросила Яшу.
- Опять пойдёшь к этой? Наверно решил за няньку с её ребёнком посидеть?
- Ничего вы не понимаете, что я хочу! Я её полюбил и могу перейти к ней жить!
- Ах, так!! - сказал, грозно смотря на сына, Отец. - Ваня, помоги Яшку связать! Верёвка на печке. Я ему сейчас покажу "любовь"! Надолго запомнит!
Яша пытался выбежать из дома, но четыре руки двух сильных мужчин опрокинули его на пол и связали ноги, руки, повернув его спиной кверху. Отец взял мой широкий поясной ремень и принялся бить Яшу по спине и ягодицам, приговаривая:
- Вот тебе любовь! Вот тебе жена с "приданным"! Сначала создай базу жизни, потом попроси согласия Отца с Матерью!
- Гриша, хватит! Развяжите его, а то он со злости и боли перегрызёт половик! - просила Мать.
Развязывая верёвки, Отец сказал Яше:
- Вот что, сынок! Если это повторится - не то будет!
Освободившись от верёвок, ёжась от боли и потирая задницу, Яша оделся и убежал из дому... После нескольких попыток поисков, как оказалось, он попросил своего дружка сообщить, что уехал в Ярославль, взяв перевод на Ярославскую мостобазу. Там он устроился жить на частной квартире. В 1928 году женился на дочери бывшего ямщика в Тверицах, в придачу взял тёщу. Но жизнь его не сложилась... Об этом после.
В воскресенье после обеда я купил себе костюм, истратив месячную зарплату - 27 рублей. Мама купила на базаре кое-какие продукты. И я поскакал обратно верхом. По улицам деревни Огрызково проехал крупной рысью, а за деревней дал ходу на всю лошадиную силу. Километров за пять пустил лошадь шагом, чтобы сдать её в хорошем состоянии. С понедельника опять стал варить кукурузу.
Дядя Митрофан спрашивает вечером:
- Спиртику то не дали тебе, батю угостить?
- А я и не просил. Отец и без спирта находит что выпить...
- Живут то как? Здоровы ли?
- Здоровы.
И я рассказал, как и за что наказали брата.
С приближением весны завод сбавил объём работы. А мне предстояло боронить пашню, после вспашки трактором, для посева яровых. На эту работу я пойти отказался и взял расчёт. Вернулся домой.
Глава 32. Лихославль.
11 мая 1928 года поступил на железную дорогу в службу связи. Бригада связистов проводила телефонные провода от станции Бологое до Вышнего Волочка. Я на кошках для лазания по столбам залезал и крепил провода к изоляторам. В лесах ещё местами был снег и полные ямы воды. Речки и ручейки, весело журча, образовывали непроходимые озерки.
После нескольких месяцев работы связистом управление службы путей перевело меня в бригаду Борщевского, выполняющую централизацию стрелок на блочной тяге. Это от центрального поста ко всем главным стрелкам по рельсовым столбикам с роликами натягивали тросики, а в местах прохождения под рельсами устанавливали закрытые деревянные короба. Я был оформлен плотником в эту бригаду. Жили в вагоне с чугунной печкой и двухэтажными нарами на станции Лихославль. Работали с 8 до 16 часов. Обедать ходили после работы в ресторан, недалеко от вагона-общежития. В ресторане, кроме обедов было пиво, воды и два бильярдных стола.
Я, уже научившийся играть на бильярде, заявляю игру.
- С кем сыграть на пару пива?
Посетители, видя, что я одет по-рабочему, сразу подошли ко мне.
- Что ж, сыграем! Как будем - "американку" или "в партию"?
- Куда ему "в партию"! Ему ещё, наверно, надо лобзиком, а не кием! - кричали болельщики.
Выставив пиво, игра началась. Соперник достался опытный, "американку" начал, уложив с разбоя два шара. Я, не теряя самообладания, слышу подначку товарищей из бригады.
- Ваня, не подкачай! Соперник сильный. Не торопись, держи прицел вернее.
Я подошёл к столу Борщевского и Новикова, глотнул пива и шепнул им:
- Смотрите, эту игру я проиграю.
Затратив на партию несколько минут, партнер выиграл.
- Ну, как, партнер, хватит или ещё сыграем? - спросил Федор.
- Вы, Федор, оказалось, играть мастак! - подзадорил я, - Только мне хочется выиграть. Ставлю полдюжины!
- Есть полдюжины! Ставлю пирамиду и разбиваю я, - с гонором ответил Федор.
От первого удара по пирамиде шары раскатились. В лузу ни один не попал.
- Дорогой соперник Федя, "считай бабки", как у нас говорят.
И я начал забивать ближайшие к лузам шары. А их оказалось порядочно. Уложив больше половины, дал и ему забить парочку шаров. Остальные удачно забил я. Болельщики закричали:
- Браво! Браво! Это необыкновенно!
- Борщевский, забирай пиво - оно наше!
- Слушай, соперник, оказывается ты отлично играешь!
- Разве вы не заметили, что с разбоя пирамиды все шары встали удобно для удара в лузу?
- Это я заметил... Давай на деньги сыграем? - предложил Федор.
- Я боюсь. Да и денег у меня - одна пятёрка.
Наш слесарь Коля подошел к бильярду.
- Попробуй, Ваня! В случае проигрыша я выручу.
- Хорошо, Федя, я согласен! Клади деньги на стол.
Установив шары в пирамиду, немного подкосив её, чтобы угловой шар сам шёл в лузу, я разбил пирамиду. Шары разбежались по столу и заняли хорошие позиции. В лузы попали два шара.
- Тебе, Иван, везёт! С разбоя взял пару шаров! - закричал Федор.
Вижу - нервничает, пьёт пиво стакан за стаканом. Наш стол обступили болельщики, давая всякие советы. Я, начиная от самых удобных позиций, принялся вгонять шары в лузы. Куда я подойду - туда и все болельщики со своими советами.
- Деньги приносят деньги, безделье - заботу.
Сделав ошибку, предоставил играть Федору - три шара, прижатых к бортам.
- Конец! Сдаюсь! Твоя взяла! - Федор поставил кий в пирамиду.
- Ура! Наша взяла! - закричала бригада.
- Ребята, сдвиньте столы вместе и садитесь! Угощаю всех обедом!
Усаживаясь за стол, Борщевский спрашивает:
- Где ты, Иван, так хорошо играть научился?
- Ребята, вы ведь знаете в Бологое на Озёрной улице две пивные, одна против другой? В левой я работал, в правой имеются два бильярда. Так я с сыном пивняка Юркой немало потратил времени, чтобы научиться играть.
- То-то, вижу, что знакомое лицо, - смотря на меня, сказал Сергей и объяснил, что не раз бывал в нашей пивной.
- Ты не боялся проиграть?
- Голый спокоен: ему не страшен ни вор, ни жулик. А где деньги - там сердцу простор!
Глава 33. Саша Звездина.
Покончив с обедом, мы вышли из ресторана и пошли прогуляться по платформе, где гуляют местные парни с девчатами. Впереди нас идут две девчонки. Одна тоненькая в ситцевом платьице, облегающем фигуру, светловолосая красавица поёт песенку Гурилёва "Сарафанчик-раздуванчик" звенящим тоненьким голосом. Другая полная с красивыми карими глазами и вьющимися волосами, тоже в нехитром наряде. Мои партнёры по работе пошли к вагону подремать на нарах после сытного обеда. Мне захотелось познакомиться с девушками. Пошел следом за ними. В конце платформы они повернули обратно, оказались мне навстречу.
- Девочки, вы гуляете одни? Разрешите составить вам компанию?
- Пожалуйста! - ответила полная.
- Меня звать Ваня. А вас как разрешите называть?
- Меня звать Дуся, - ответила полная. - А мою подругу - Шура.
- Шура - имя мужское, а её, надо полагать, - Саша или Сашенька? Если не секрет, то скажите и фамилии? - допытывался я.
- Я - Дуся Корешкова, а она - Александра Звездина!
- Саша, очарован вашей песней и голосом! Не сказал полностью кто я. Меня зовут Ваня Григорьев. А появился у вас здесь для работы, приехал из Бологое и живу со своей бригадой в вагоне. Вон он стоит на запасном пути на Торжковском направлении.
- Вы интересуетесь песнями? Наверное, сами любите петь? - спросила Саша, взглянув на меня. Я ответил словами Кольцова.
- "Моя юность цвела / Под туманом густым / И что ждало меня / Я не видел за ним."
- Оказывается, любите стихи? Я их тоже люблю. Если любите Кольцова, прочтите что-нибудь ещё... - попросила Дуся.
- Хорошо, вот стихи к Саше! "Подобных Саше очень мало / И в мире равных не бывало! / Лицо, движенья, речь и взгляд / Стальное сердце распалят. / Любить её я был бы рад. / Когда б в груди не скрылось жало, / Когда б в любви её не яд."
Надоело ходить по платформе, мы сели на решётчатую скамейку под сиреневым кустом, откуда согнали стайку воробьёв. Солнце, мелькая между облаков, близилось к закату.
- Вы, Ваня, льстите мне, а я не такая, как в стихе. Моё сердце ещё не знает любви, яда, жала в нём нет.
- Не обижайся, Саша! Это же Кольцов только предполагает. Я прочту другое, оно тебе больше подходит.
"За домом сад цветет,
Во саду - дорожка.
На неё бы я глядел,
Сидя у окошка.
Там с кувшином за водой
Саша проходила.
Томный взгляд потупив свой,
Со мною говорила.
"Саша, Саша..." - молвил я.
Будь моей сестрою!
Я люблю... Любим ли я,
Милая, тобою?"
...
Прогуляв до вечерней зари, Дуся, попрощалась и ушла домой. Я пошел проводить Сашу до дому. Оказалось, что она живет близко от станции в одноэтажном деревянном доме, обшитом вагонкой голубого цвета. Три окна обращены на ж/д. За домом небольшой огород с несколькими кустами смородины и тремя яблонями. Под окнами несколько берёз, у стены дома - скамейка.
- Саша, давай посидим на скамейке!
- Нет, я боюсь... У правого окна - бабушкина кровать. Она может увидеть нас.
- Тогда погуляем ещё? Должен сказать тебе, что ты обладаешь прекрасным голосом. Надо пойти учится. Можешь стать знаменитой артисткой.
- Мне Дуся то же советует, но папа и особенно мама боятся отпускать меня в Москву. В Москве плохо с продуктами, их выдают по карточкам.
- Саша, веришь ли ты в любовь с первого взгляда? Я как увидел тебя, так сразу дал себе слово - искать с тобой встречи. Давай гулять вместе?!
- С первого взгляда - это непрочная любовь. Поживём, погуляем, больше узнаем друг друга... А пока... До свиданья! Пора домой.
Считая первую встречу приятной обоюдно, всё же, поцеловать, провожая её, не осмелился...
Проработав неделю, наша бригада автоматизировала стрелки в Московском направлении. Погода благоприятствовала: жарко не было, но и дождь не мешал нам. После работы я встречался с Сашей несколько раз. Она знакомила меня с озером, до которого можно было добраться от станции через болото по сырой тропинке, пройдя около километра. Хорошие сухие берега были за озером, но идти туда далеко и через деревню.
Сидим мы на перронной скамейке. Саша спрашивает меня:
- Разве в Бологое для тебя нет работы? Всё-таки город не маленький.
Я рассказал её о своей жизни и работе. Удивилась она тому, что уже с десяти лет начал работать в деревне, а в городе - не повезло.
В субботу кончили работу в 14 часов, пообедали в ресторане, но игроков-гастролёров не было. Играли только местные мальчишки. Встретил Сашу на платформе и она пригласила меня на танцы в клуб соседней деревни.
- Милая Саша, рад твоему приглашению, но танцую только "русского", кадриль, польку. А идти в клуб не могу. Сама видишь - костюма нет, рубашки приличной тоже... Разве что, схожу посмотреть, как ты танцуешь.
- У нас многие ходят в будничной одежде и я, хотя надену хорошее платье, с тобой не постесняюсь пойти так. Может быть покажешь, как ты пляшешь?
- Хорошо, сплясать не откажусь! Пошли!
- Зайдём за Дусей. Это нам по пути.
Дожидаясь, когда выйдет из дома Дуся, я подобрал момент отсутствия людей, подошел к Саше, обнял ладонями за голову и поцеловал.
- Что ты, Ваня!.. Я тебя люблю, но этого не ожидала! А ведь могла дать пощёчину...
- Буря миновала. Вон и Дуся вышла. Пошли!
Шли не торопясь. Ольховыми ветками отмахивались от комаров. Девчонки шли под ручку и о чём-то шептались.
- Шептунишки! У вас секрет на двоих или поделитесь?
- Какой ты любопытный! Если не был бы секрет, мы говорили бы во всеуслышание.
Подойдя к клубу, я увидел на возвышении деревянную площадку, обнесённую ограждением. На площадке танцевали и больше - девушки. С парнями только несколько пар.
- Саша, Дуся, идите, а я буду зрителем и судьёй - как вы танцуете.
Подойдя к ближайшей берёзке, прислонился к ней и закурил "Пушку". Отыграв вальс, гармонист заиграл кадриль. Дуся подбежала ко мне и пригласила на танец. Я согласился и пошёл с Дусей в пару. Саша оказалась с парнем напротив меня. Танец начался. Когда парни шли для обмена партнёршами, я к Саше шёл с чечёткой, покружившись с ней, к Дусе шёл чарльстоном. И так весь танец я менял виды пляски - всё новые и новые. Танец закончился с аплодисментами в мой адрес. Подбегает раскрасневшаяся Саша и, взяв меня за руку, спрашивает:
- Разве это ты, тихоня?! Не ждала! Не ждала!
- Саша, ты гармониста знаешь? Попроси его сыграть для меня: русскую - гопак - цыганскую - польку. А я выйду на площадку плясать.
Она так и сделала. Я снял пиджак и кепку, отдав Саше. Гармонист заиграл, а я начал пляску, от которой половицы помоста звонко гудели, особенно от чечётки. Протанцевав несколько видов пляски под одобрение публики, начал цыганскую с припевками частушек. Громом разразились аплодисменты. Я под их шум подошел к гармонисту, пожав его руку. У него оказалась гармонь - копия моей, оставшейся дома. Я попросил дать мне сыграть. Он не отказал. Усевшись рядом, я заиграл "Шумела буря, гром гремел, во мраке молнии блистали..." Молодёжи это понравилось, стали подпевать. Перешел на "Вниз по матушке по Волге, по широкому раздолью...". И опять запели все с азартом. Сыграв напоследок "В низенькой светёлке", я вернул гармонь хозяину. Просили ещё поиграть, но у меня была задумка съездить в Калинин (Тверь) завтра в воскресенье. Подошли Саша и Дуся.
- Ваня, ты оказывается просто лихач! Таких плясок показал, которых у нас и не видели, - Санька тихонько хлопнула меня по плечу.
- Ох, и завидую я тебе! - произнесла с ревностью Дуся.
- Девушки, пошли по домам! Время уже позднее. Я завтра поеду в Калинин. Вечером увидимся.
Дойдя до платформы, мы разошлись.
Глава 34. Игра на бильярде.
Утром я уговорил Сергея поехать вместе со мной в Калинин. Мне хотелось купить новую рубашку, брюки и ботинки. Мы пошли на станцию. По приезде в город мы зашли в забегаловку позавтракать, потом обошли несколько промтоварных магазинов. Закупили, что задумано для меня, Сергей купил себе новые ботинки.
- Слушай, Серёга, зайдём в ресторан! Он по пути к вокзалу... Наверное и бильярды там есть!
- Тебе хочется подработать? Ну, так и быть.
Мы зашли в красивое здание с красиво разрисованной вывеской. Сели к столику, я заказал две бутылки пива. На бильярде играют мужчины лет под сорок, около них - человек восемь болельщиков. Я встал, подошел к игрокам. Вижу игра идёт на деньги. Окончив партию, проигравший отказался на новую игру. А выигравший решил ещё кого-нибудь сделать своей жертвой.
- Кто со мной сыграет? - хлебнув из стакана пиво и держа в руке кий, крикнул мужчина.
Я подошел к бильярду, взял кий, проверил его на прямолинейность и увесистость тыльной части.
- Давайте! Попробуем счастья... Игрочишко я не важнецкий, да куда ни шла!
- Червонец ставишь? Так буду играть!
- Куда там червонец! Такие деньги не водятся. Вот, если мой товарищ выручит... - я подмигнул Сергею.
- Ладно, Иван, ставь! Я тебе на покупки дам, если проиграешь.
Игрока удивило, что мы не гастролёры. Он прилично одет, а мы - рвань болотная.
- Хорошо, клади деньги на стол и прикрой бутылкой! Я сунул под дно свою десятку. Кому разбивать - метнём копейкой. Серп-молот - тебе, а решка - мне.
Он достал копейку и подкинул к потолку над столом. Вышла решка и он скомандовал: "Играем американку!". Долго прицеливался и, стукнув кием по бите, раскатил шары по столу. На его счастье, один шар упал в лузу. Второй шар стоял близко к средней лузе и игрок забил его. Третий шар в угол загнать не удалось.
Я обследовал расположение шаров и их геометрию. Куда который бить, чтоб бита встала на удобном месте.
- Сергей, успевай вынимать шары!
Начав с более выгодных позиций, я взял подряд одиннадцать шаров. Партия! Забрал деньги.
- Ты что, маклер что ли? Такую игру вырвал у меня.
- Я плотник, а Серёга - слесарь. Приехали вот купить себе сапоженки, да штанишки, а то проносились. Никакой я не маклер. Так получилось...
- Ставлю двадцать! Не может быть, чтобы я да проиграл!
- Пусть по-твоему! Проиграю - так друг выручит!
Поставив пирамиду и положив деньги под стакан, Сергей сел рядом. Под стаканом - сорок рублей.
- Разбивать - моя очередь, - заявил я.
Подкривив немного пирамиду, как мне нужно было, ударил первому шару в лоб. С разбоя взял два шара, а потом, подобрав к каждому нужную позицию, начал загонять их в лузы, сделав партнёру "сухую". Взяв деньги, мы под аплодисменты болельшиков ушли на поезд, чтобы ехать в Лихославль. Выпить ещё пивца взяли в буфете вокзала.
В Лихославле, переодевшись в свои покупки, пошли всей бригадой обедать в ресторан. О моей игре Сергей всем рассказал. Я угостил всех хорошим обедом и купил ящик пива. Играть здесь я не захотел. После обеда пошёл на платформу для встречи с девчонками.
Пришла одна Саша. Дуська не пришла. Мы с Сашей погуляли, она интересовалась:
- Где ты, Ваня, учился плясать?
- Милая моя, плясать - не высшую математику или алгебру сдавать. При желании научиться можно. Я учился еще когда в деревне жил. Там такие звонкие полы, что иногда сам своей пляской залюбуюсь.
- А играть кто учил?
- Если нет желания и слуха - не научишься, даже поступив в консерваторию.
- Вот бы мне в консерваторию поступить! Так хочется стать артисткой...
- Сашенька, если захочешь, то своего всё равно добьёшься. Голос твой привлекательный. Ты больше пой! Я ведь начинал петь в церковном хоре. А дома без песен не мог дня провести.
- Почему же, Ваня, сейчас не поёшь?
- У меня была такая работа... сильно простыл, напившись воды из проруби озера. После этого не мог разговаривать целое лето.
Гулять надоело и мы пошли к их дому, чтобы посидеть на скамейке. Время с разговорами идет не заметно. Стало темно. Мимо прошел уже не один поезд, отстукивая колёсами свой танец. По канавам и лугам поплыл серый туман. Открывается окно и бабушка кричит:
- Саша, пора домой! Слышишь, петухи поют!
- Бабушка, мы немножко еще посидим.
Она закрыла окно, а мы, прижавшись друг к другу, отмахиваясь от комаров, всё говорили и говорили. О учёбе в школе, мечтали о будущей жизни.
- Шура, я тебя всерьёз по-настоящему полюбил! А ты?
- Я тоже. Ты не такой, как наши мальчишки. Скромный, можешь развлечь народ, и уже работа у тебя неплохая. Много, видно, читал книг. С тобой интересно дружить.
- Хорошо, Шура, сидеть, но бабушка твоя следит за тобой. Проводи меня немножко?
Она встала со скамейки и мы пошли в сторону станции. Я обнял её за плечи, повернув к себе лицо и поцеловал сначала в щёки, а потом, не чувствуя сопротивления, крепко поцеловал в губы.
- Шура, пойдёшь за меня замуж, если я приду к вам свататься?
Она, отступив от меня на шаг, посмотрела в глаза и спросила.
- Ваня, ты это серьёзно?
- Милая моя, я кроме тебя никого не полюблю! Ты самая красивая, весёлая.
- Дорогой мой, ведь мне всего девятнадцать лет. Наши не разрешат.
- Не разрешат, так мы и без ихнего согласия уедем.
- Ладно... Подумаю. Пора домой, а то бабуся пойдёт искать.
Поцеловавшись на прощание, мы разошлись по домам.
Проработав до осени, мы закончили блокировку стрелок. Лето прошло во встречах и гулянии с Шурой. В выходные я ездил в Калинин, Спирово, Вышний Волочёк играть на бильярде. Деньги водились. Были проигрыши, но не больше выигранных сумм. Деньги от зарплаты я не изводил. Больше попадало в кошелёк, чем из него.
В конце ноября - день отъезда. Шура пришла проводить. Уложив чемоданы на полки вагона, я вышел на платформу, подошел к Шуре.
- Милая, дорогая моя Шурочка! Вот мы и расстаёмся с тобой. Надолго ли? Я хочу тебя заверить, что свататься приеду. За тобой последнее слово.
- Ваня, я без тебя буду скучать! Даже согласна с тобой уехать! Видишь как я тебя полюбила?
Поезду дан звонок к посадке. Мы с Шурой, глядя в глаза друг друга, расцеловались и оба заплакали.
- До свидания, моя радость! Жди приезда! А пока я устроюсь с работой, пиши письма. Я буду писать тебе тоже.
После приезда домой, в Бологое меня перевели в службу путей. Ездил кондуктором на товарных поездах. В обильные снегопады чистил снег с путей. Рубил деревья для телеграфных столбов. Таким образом прошла зима.
С Шурой имел переписку до Нового года. Она, поздравив меня с Новым 1929 годом, сообщила, что её приняли в Московскую консерваторию учиться. Жить будет в общежитии. Я пожелал ей успеха. В связи с домашней неурядицей, длинным рабочим днём резко сократил переписку. Представил, что она будет артисткой и наши пути больше не пересекутся.
Всегда, когда я слышу песню "Сарафанчик-раздуванчик" в исполнении Александры Звездиной, у меня на сердце начинают скрести кошки и западает мысль, что она поёт для меня. Последний раз эту песню я слушал в сентябре 1978 года. Она - Заслуженная артистка СССР, фамилия девичья... Эх, счастливые были у нас дни в Лихославле! Может быть они так светло вспоминаются, потому что это была настоящая первая взаимная любовь?
Глава 35. Первое сватовство.
В мае 1929 года оформился маркером в пивную №14 Бологовского склада Л.С.П.О. (Ленинградский Союз Потребительских Обществ). Через несколько месяцев заболел заведующий пивной. Мне пришлось встать на эту должность. Потом принял пивную №2 в Медведеве. Повторяться в описании посетителей не стану - каждый день их бывает столько, что ни в какую тетрадь не уместить.
Медведево от дома - четыре километра. Далеко. Всё это надоело. Особенно ходьба осенью, зимой. Уволился в апреле 1930 года. Поступил продавцом в магазин Центроспирта вместо ушедшего в отпуск заведующего.
За этот двухлетний период у меня и у Отца подкопилось деньжонок и мы купили двухэтажный дом на четырёх совладельцев. В Кривом переулке. Левую часть первого этажа заняли Отец с Матерью и Павлом, правую часть занимал штатный жилец Бабышев, которого не удалось выселить. Второй этаж слева для меня холостого, а справа поселилась семья дяди Терентия из четырех человек (Терентий Иванович, Екатерина Ивановна, сын Лёня-Алексей, дочь Нина). Заплатили за дом одну тысячу рублей.
Дома в Бологом на Кривом переулке, 12 и Соборной площади, 8
В январе 1930 года я решил жениться.
- Папаша и Мамаша, как вы находите, я вас не обижу, если женюсь?
- Смотри, сынок, - тебе жить! По работе ты не на плохом счету, но учти, ведь мы сидим на карточной системе, а покупать на рынке - надо денег много. Добавка к питанию у нас конина, - рассудила Мать. - На ком же ты хочешь жениться? Ведь ты ни с кем и не гулял последнее время, - поинтересовался Отец.
- У меня есть девушка в Макушине. Поеду в Вороново к крёстному Михаилу Михайловичу. С ним на его лошадке съездим посвататься.
- Мы противиться не будем, уж если задумал.
Одевшись в то, что было лучшим, выбрав солнечный день при небольшом морозце, поехал на станцию Добывалово. А дальше пешком 10 километров через родину бабушки Прасковьи Ильиничны д. Каменку, потом Харитониху, Гвоздки до Вороново. Появился нежданно негаданно, как снег на голову.
Поздоровался с крёстным, детьми Аниской и Ваней. Сын Сергей жил отдельно с семьёй. Тётя Анисья Ивановна умерла. Аниска и Ваня были самые младшие из восьми детей тёти Анисьи. Дочери Ксения, Мария, Анна, Настя живут в Бологое со своими мужьями и семьями и в своих домах.
- Крёстный, я приехал к тебе с просьбой: съездить со мной в Макушино по свадебным делам. Задумал жениться на Дусе Евсеевой.
- Посвататься при нонешних временах не сложно... А Отец с Матерью дали согласие?
- Дали! Да! Вы ещё не знаете, что мы купили с дядей на паях двухэтажный дом на Кривом переулке. Это близко от базара. Наш номер дома 12. Есть тёплый сарай, а за ним огород.
- Завтра воскресенье... Хорошо, я запрягу хорошую лошадь, красивые сани и сбрую. Поедем к вечерку...
Так было сделано как сказано. Поехали через Холмское озеро, Наволокское озеро (Заробье) и вдоль реки Березайки. Дорога хорошо накатана, мы быстро подкаитли к дому Петра Евсеева. Вышел на улицу хозяин.
- Никак Михаил Михайлыч? Каким ветром вас занесло? А кто с вами?
- Пётр Нилыч, извини за неожиданное вторжение... А это мой крестник Ваня. Да вы его прекрасно знаете, Григория Иваныча сын.
- Я в потьмах то и не признал, а знать - знаю. Бывало, мой Санька в праздник приводил в гости... Да и в Бологом заходил к ним в чайную чайку попить. С морозцу так приятно погреться...
- Разреши, Пётр Нилыч, в избу войти! Мы ведь приехали сватать твою дочь Дусю.
- Проходите, проходите!.. Я лошади сенца принесу...
Мы пошли по сеням с высокой лестницей. Так как дом был высокий с подизбицей, с тремя окнами, смотрящими в поле. Нас догнал хозяин и, открывая дверь, прокричал громко:
- Жена, встречай гостей да ставь самовар!
Навстречу нам подошла Варвара Семёновна и, вглядываясь в обоих, сказала.
- Узнала я вас, Михайло Михайлыч, и молодого парня тоже помню. Ведь он в Гвоздках маслоделом был.
- Правильно, Семёновна, это мы и есть! За вашей дочкой приехали!
- Так уж и за дочкой... Надо сначала поговорить, обсудить за чайком: как да что. Раздевайтесь!
Вбегает Дуська, запыхавшись и спрашивает.
- Мама, кто это к нам приехал? - она видит крёстного, а я стоял к ней спиной и рассматривал фотографии на стене.
- Что ты, дочка, аль не узнала? Это же твой ухажёр, сватать тебя приехал!
- Ой, мама! Неужели правда?
- Давайте, гости дорогие, к столу! Петя, принеси из кладовки водку да своего пивца налей в подойничек.
Все уселись за стол, кроме отсутствующих сыновей: Саши (ровесника мне) и на год моложе Алёшки. Дуся села к самовару разливать чай. Я сел напротив, чтобы удобнее разглядывать лицо, которое, то вспыхивало ярким румянцем, то бледнело. Глаза её горели, когда встречались взглядами.
- Предоставим слово жениху! Пусть он скажет о цели приезда! - хозяин наливал по чайным стаканам водку и ставил перед всеми присутствующими. На закуску поставили жареных щук.
- Вчера поймал за мельничной плотиной, - объяснил хозяин.
Я встал, посмотрел на невесту, на хозяйку.
- Пётр Нилыч, Варвара Семёновна, Евдокия Петровна, я приехал просить Вас благословить нас на брак. С Дусей я, было время, гулял. Мы друг друга знаем и, надеюсь, она не против нашей женитьбы.
- Ну, а как с жильём? Есть у вас, где устроить семейный уголок?
- Пётр Нилыч, мы недавно купили двухэтажный дом, он значится на моей фамилии. Отец с Матерью и младшим братом заняли нижний этаж, а мне, пока одному - верхний этаж. Будущей жене простору хватит!
- Дуська, смотри-ка ты, Жених уже позаботился о жилье. Королевой жена будет жить!
- За такое сообщение следует выпить! Верно ведь, Михайлыч?
- Само дело так! Без этого сватовство - "не того".
Чокнувшись, кто сколько мог выпили, закусив рыбой.
- Теперь более житейский вопрос. Скажи, пожалуйста, чем жену кормить будешь? В городе плохо с питанием. Я это знаю. Часто ходят по деревням горожане, просят поменять на хлеб, мясо, масло свои вещички. Ищут купить для еды жеребёночка или лошадь. Слышишь, Дуська! Конину будешь есть?
- Нет, тятька! Что нет - то нет.
- Я сейчас средствами обеспечен - поступил в военизированную железнодорожную пожарную команду. Полное обмундирование и военный паёк. И на семью хватит!
- В такое тяжелое время, обижайся или нет, я свою дочь не соглашусь выдать. А ты, дочь, учти - женихи для тебя будут. Выйдешь ты за деревенского - тебе полный достаток: лошадь, корова, разная мелкая животина... Живи да радуйся!
Дуська уткнулась в носовой платок и ответила:
- Я из под тятькиной воли не могу никуда уйти.
- Хорошо ж, Евдокия Петровна! Знай, мечта о нашей будущей жизни вот за этим столом сгорела!
Я встал, вышел из-за стола и, поблагодарив за угощение, сказал:
- Крёстный, поехали домой! Извините за беспокойство!
Дуська подбежала к матери, уткнулась лицом ей в грудь и обе зарыдали.
- Что заревели?.. Не покойник ведь в доме!
Дальнейшая судьба Евдокии такова. Во время блокады у Нарвских ворот в Ленинграде я случайно встретил солдата Сашу Евсеева, её брата. Он рассказал, что Дуся очень жалеет, что не хватило смелости настоять на своём при сватовстве. Она вышла за своего деревенского парня - Ратникова. Они переехали жить в Валдай. У ней шестеро детей. Теперь болеет и долго не проживёт...
Вот в этом повествовании очередной кусок моей жизни.
Глава 36. Друзья. Безработица. Ленинград.
В свободное время от работы я дружил с Женей Трухиным. Парень среднего роста, суховат, русые курчавые волосы, окончил десять классов школы. Очень любил читать поэзию: Маяковского, Есенина, Блока, Ахматову.
Другой друг - Федя Кислинский - парень развитой, образован. Любил спорт. Сам среднего роста, красив, строен. Одежда у него была одна и гулять, и на работу. Он жил у нас по жалости Отца на первом этаже. Он был племянником пану Пилсудскому.
Во время революции Пилсудский удрал в Польшу со своего имения, которое находилось в Бологое за озером и было сожжено. Брат Пилсудского пан Кислинский с женой и Федей остались в своём поместье в деревне Орефино (урочище Арефино) в четырех километрах к Ю-З от Бологое. Имение было разграблено, они сосланы. Потом им дали право проживать в оставшемся маленьком домике. Пан Кислинский тогда ходил в рваной одежде, в опорках. Я его видел, когда он встречался с Федей. Федя, не имея паспорта, работал сначала у частного булочника в пекарне, а потом в городской пекарне рабочим.
Были друзьями ещё два брата Саша и Макс "Курк" - здоровые ребята. Саша работал молотобойцем у частного кузнеца, а Макс жил в деревне с родителями на берегу реки Мсты, там у них была мельница в д. Крутец. Как мы могли гулять в то время, когда танцы были запрещены как "буржуазный пережиток"? Песни можно было петь только революционные. Ходили часами по городу, по Путятиному саду. Женька развлекал стихами. Или гурьбой ходили в спортзал железнодорожного клуба, занимались тяжелой атлетикой. Поднимали гири по 2 пуда (33,6 кг), штанги со сменными дисками. Были "кобыла" (конь), канаты, жерди (брусья) и прочее. Федя летом любил соревнование по гребле. Саша, Макс и я - штангисты и гиревики. Женька спорт не любил.
Надоела нам бродячая жизнь и договорились мы вчетвером уехать в Ленинград и там устроиться на работу. Так и сделали. А в Ленинграде была безработица. Саша и Макс устроились с жильём у сестры. Трухин получил работу диспетчера на Витебском товарном и попал в общежитие железнодорожников. Я приехал на Варфоломеевскую улицу к двоюродной сестре матери - Дарье Екимовне. Её муж Сергей работал на трубочном заводе рабочим и была надежда, что он меня устроит на завод.
Семья у тёти Даши была шесть человек. Она, дядя Серёжа, дочь Маруся, сыновья Саша, Коля и Толя. Квартира маленькая, однокомнатная с плитой в небольшой кухне. Получали карточки - две рабочие и четыре детских. Спать меня устроили на подставных табуретках и скамейке среди двух мальчишек.
На заводе в приёме на работу отказали. Я поехал встать на учёт безработных в Александро-Невскую лавру. А там, оказалось, что на бирже записаны десятки тысяч людей, не имеющих специальности как и я. Каждое утро надо было рано приезжать и, встав в очередь, ждать вызова до 12 часов. По поступившей заявке женщина говорила в окошечко: сколько отсчитать человек на одну работу, сколько на другую. После этого можно было уходить до следующего утра. Тут же из безработных организовывались артели на временные работы.
Помню у нас был такой толковый бригадир Сёмушкин. Он ходил по заводам, фабрикам, в порту - искал работы. Найдёт и бригада выполняет заказ. Деньги в тот же день. Бригадир получает долю, но с нами не работает. Чаще всего приходилось разгружать уголь из барж. С тачкой из баржи на берег в гору по досчатой дорожке. Первое время не раз падал вместе с тачкой в баржу под смех гужбанов, пока не втянулся.
Голод утолял тем, что покупал у торговок студнем, форшмаком и тем, чем покормит тётя Даша, когда приду с работы. Бывали дни, когда не было денег не толь на еду, но даже на трамвай. Где едешь зайцем, а большей частью пешком. Тогда ревизоров не было. Не то, что теперь - что ни вагон, то в нём ревизор. Идешь, чтобы переспать до утра. По пути заходишь в столовые. Сядешь где-нибудь в сторонке и смотришь кто не доел суп или гарнир, кто оставил черствую корочку хлеба. Быстро украдкой сгребёшь в ладонь остатки и тут же их проглотишь, а жидкое из тарелки - прямо в рот. Многие официанты гоняли вон, но были и такие, которые отдавали собранные ими остатки пищи.
Потом я решил попытать счастья на бирже специалистов на Кронверкском проспекте в здании Сытного рынка. Ежедневно надо было успеть побывать на обеих биржах. Так я зарегистрировался продавцом обуви, считая эту работу лёгкой и доступной. Подумаешь, продать пару ботинок или галош.
В один из дней слышу кричат: "Нужны обувщики!". Подошла к окошечку моя очередь, подал паспорт и получил назначение продавцом в магазин на улицу Крупской 55 (левый берег). Приехал с биржи в управление торга на Полтавской улице. Я был одет в рваное полупальто, грязное от угольной пыли, один ботинок перевязан проволокой, подошва каши просит...
- Товарищ Григорьев, почему у вас такой неопрятный вид? - спросил зав. отделом.
- Чтобы не умереть с голоду, я подрабатывал на выгрузке угля из барж.
- И у вас нет другой одежды?
- Нет!
- Я, сочувствуя вашему положению, пошлю вас в магазин... но пальто на время торговли снимите. Что-нибудь дадут там одеть.
- Большое спасибо! - я, глотая довольную улыбку, помчался по месту назначения.
Магазин был рядом с Фарфоровым заводом имени Ломоносова. Постучавшись и предъявив направление, прошел внутрь. Собравшиеся продавцы, увидев такого кадра, стали снимать свою одежду с вешалки и уносить в кладовую, посчитав меня сомнительной личностью.
До открытия магазина осталось несколько минут. Мне дают ящики с обувью, чтобы расставить по полкам и номерам. Я не знал как надо ставить и в итоге разложил всё, разъединив пары. Продавцы были заняты своими делами и на меня не обращали внимания.
За дверью на улице было народу-у - по панели не пройти. В дверь стали стучать. Время - девять часов. С трудом открыл прижатые двери... Тут народ вломился. Крик, визг, руку придавили... В общем, только по головам не ходили. Столпившиеся у прилавка кричат, показывая руками: "Это какой номер?", "Покажите мне вон ту пару!", Какие надо галоши к ботинкам 40 номера?", "Какой номер нужен на мои валенки?". Я сую обувь покупателям, а они мне:
- Что ты подаешь! Смотри, они разного размера и оба на одну ногу!
- Чёрт знает! Какой-то бестолковый продавец - на валенки дает детские галоши!
Я, мотаясь вдоль прилавка из конца в конец, перепотел от волос до пят. Наконец, настал обеденный перерыв. Я оделся, будто бы в булочную поесть, а сам вышел и больше в магазин не вернулся. Не вышел из меня продавец обуви...
С чёрной биржи в ноябре получил наряд на работу в стройконтору. Надо было разбирать кирпич на здании бывшего городского суда, что на Фонтанке. Дали лом, а рукавиц не дали. Кирпич от дождей промок и замерз. Лом холодный - пальцы коченеют. Поковырялся, поковырялся... бросил лом и ушёл, забрав свой паспорт из отдела кадров. Всё! Хватит! Простившись с тётей Дашей и её семьёй, уехал в Бологое.
Весну поработал с Отцом бетонщиком на мелких подрядах. 1 июля 1930 года поступил рядовым во вторую пожарную команду станции Медведево. Получил военное обмундирование - летнее и зимнее, рабочую спецовку. Начал опять ходить на работу пешком. Работал посменно по скользящему графику: 8 ч днём, 8 ч вечером, 8 ч ночью. С этого момента работал без длительных перерывов. Получать стал хороший паёк.
Друзья Саша, Макс и Женя остались в Ленинграде. Я с ними потерял связь и дружбу. Появились новые друзья: помощник паровозного машиниста Костя Брянцев. По годам он был ровесник, но по росту невысокий. Как спортсмен-гиревик обладал хорошей мускулатурой. Это меня сближало с ним. Костя мог выжать четыре двухпудовых гири без особых усилий. Мне надо было тренироваться, чтобы с ним сровняться силой. Потренировавшись зиму, мы с ним весной выступили на общегородских соревнованиях в железнодорожном клубе. Все наши номера прошли под громкие аплодисменты с вызовом для повторения некоторых номеров. Я выступал в белой майке и белых трусах. Выступая в такой одежде при полном зале, я очень стеснялся своего вида, к моему стыду.
Были еще два дружка для гуляния по улицам: Николай и Иван Колесниковы, сыновья Колесника, в доме которого была чайная дяди Терентия. Николай был рослым, крепкого телосложения, а Иван младше и слабее. Спортивными способностями они не владели.
Папа иногда давал намёк, что на нашей улице есть симпатичная девушка. Мог бы мол познакомится, она из хорошей семьи. Я однажды решил с ней повстречаться. Звали Оля. Ростом с меня, тонкая, ноги как палки. Ходит в широченной шляпе, на руках всегда ажурные перчатки и гонору столько, что редко у кого встретишь. "Хорошая семья" оказалась из тёмных личностей. Мать - базарная торговка. Отец - ростовщик, который часто выручал моего папу деньгами под сногсшибательные проценты. Я с Ольгой не мог найти общего языка для дружбы и, кроме шапочного приветствия, больше не пытался с нею заводить дружбу.
 1930 г. Брат Павел, 14 лет. |