И. Г. Григорьев Мы с Валдая Автобиографическая повесть Ленинград 1977

Глава 49. Военные сборы и рождение сына. Глава 50. Строительство маслозаводов. Жабны - Фирово. Глава 51. Дом на Городской площади. Глава 52. Павел в Ленинграде. Глава 53. Курсы молочников. Глава 54. Неожиданное увольнение. Глава 55. Псков. Глава 56. Порхов. Глава 57. Раскрытие вредительства. Глава 58. Дочь - порховчанка. Глава 59. Похороны Отца. Глава 60. Специальность водопроводчика. ДАЛЬШЕ

Дома Маруся беспокоилась:
- Как-то ты в чужих людях, да первый раз - наверное голодный был?
- Милочка моя, я удачно съездил. До Кемцов подвезли. А с питанием - бывая на маслозаводах без еды не останусь. С собой что-то взять мне нельзя, с этим строго, не могу давать повод... Поедем со мной в Хмельники? Побудешь у матери. Мне в Берёзовский - так ближе. С тобой побуду денёк у тёщи.
Маруся согласилась.

Приехав в Хмельники, сходил на приёмный пункт, где арендуется худенькая избушка. Приёмщица одна. Сбор идет с ближних Холщебинки, Бели и еще двух деревень. Молоко отвозят на ст. Мста для отправки в Ленинград. Было дано задание найти хорошее место и построить новый приёмный пункт. Я нашёл такое место между Холщебинками и Белями у подземного родника с большим приходом холодной воды.

Возвратясь в Хмельники, я поделился с Марусей тем, что нашёл и что надо делать. Дело в основном за плотниками. Их мне посоветовала Екатерина Васильевна.
- У нас в деревне хорошие плотники - Болтушев и Чуркин.

Утром ушёл в Берёзовский рядок. Было начало апреля. Мста освободилась от льда. Снег остался в лесу и в оврагах. Дорога не просохла, местами грязь и лужи полные воды. На пашне разгуливают грачи и скворцы, а в небе звонко поют жаворонки.

На маслозаводе цикл работы тот же, что и в Кемцах. Сдал списки несдатчиков сельсовету. К вечеру пришёл в Хмельники. Маруся встретила меня радостной вестью.
- Ваня, нам пришло извещение на получение швейной машины. Очередь по спискам длилась с полгода. Получать её надо в Вышнем Волочке.
- Ты ведь не говорила, что стоите на очереди?
- Это сюрприз нам. Папа записался для меня в приданое.
Погостив два дня и нагрузившись продуктами мы уехали в город.

Подобрав хорошую погоду, я отпросился у Сладкова и мы с Марусей поехали в Вышний Волочёк. Нашли там базу и получили ножную машину с ручным приводом фирмы "Госшвеймашина". Точно такую же, как у Матери, купленную в Петербурге от фирмы "Зингер". Вдвоём донесли до станции и привезли домой.

Мать и Отец были очень рады, что у Маруси теперь работы прибавится. Она еще когда везли машину планировала что надо сшить. Но все наши планы вдруг перепутались новым обстоятельством. Я получил повестку в военкомат для прохождения 90-дневного сбора вневойсковиков с 1 мая до 1 октября 1932 года. Встал вопрос, как жить Марусе в моё отсутствие. Зарплаты на три месяца явно не хватит. Придётся надеяться на помощь тёщи. Так и вышло - она здорово помогла Марусе во всём. Ведь Маруся к тому времени была беременна и должна была родить к концу сентября.

1 мая нас, вневойсковиков отправили в летний лагерь в Струго-Красненский район, станция Владимировка. Обмундирование выдали поношенное. Жили в палатках. Учёбу проходил в отдельном радио-батальоне. Ежедневно учили азбуке Морзе и работе на телеграфном ключе. Практическое ознакомление с переносными и двуколочными радиостанциями. На третий месяц службы участвовал в маневрах в Пушкиногорском районе. Прохождение строевого обучения было скорее не военное.

Попался такой командир отделения, который построит нас и поведёт по дороге за пределы лагеря, потом скомандует:
- Марш на час в лес!
А в лесу было много малины, которой мы отъедались до тошноты.

По случаю удачно законченных маневров нас отпустили раньше на полмесяца. Приехал домой. Обнял свою толстушку и спрашиваю:
- Что у тебя, дорогая, с животом? Ведь это целая гора!
- Ладно, не смейся! Сам виноват. Наверно на сына постарался. А я так хочу девочку.
- Я всё время мечтал о сыне. Давай поспорим - по чьему будет?
- Давай! Если будет по-моему - тебе волосы драть, а по-твоему, то мне.
- Согласен!

Так шутя распределили свои пожелания. Поговорили о пережитом во время сборов и о том, что надо сделать для встречи потомка.

23 сентября Маруся почувствовала себя плохо и мы пошли в больницу. А идти надо было в конец Елкинского проспекта, далеко. Но дошли благополучно. Врач осмотрела и оставила беременную в больнице. Я стал ежедневно ходить после работы и навещать её.

Пришёл 25 сентября, принёс молока, яиц. Только взялся за дверь, чтобы войти в приёмную, как выбегает молодая акушерка, смеётся и кричит:
- Папаша, поздравляю! Сын родился!!!
Я от восторга остолбенел и не знаю, что мне отвечать... Опомнившись, схватил акушерку за руку и давай её трясти, приговаривая:
- Большое спасибо!.. Большое вам спасибо!.. За сообщение... А как она сама-то?
- Ничего. Несколько деньков полежит и пойдёт домой. Мы скажем когда прийти и что принести.
Выйдя из больницы, попытался заглянуть в окно, но это не удалось. Отправился домой...

Когда Маруся вернулась из больницы (с моей помощью) у неё уже всё было приготовлено из детского белья: пелёнки, одеяла, матрасик в кроватку, которую я сделал до ухода в армию. Одно нас тревожило: "чем кормить ребёнка?". Кроме грудного молока, конечно. Запасов продуктов никаких не было, а хлебом и кашами из грубых круп кормить не будешь.

Выручила нас опять Екатерина Васильевна. Она отдала Марусе золотое кольцо. Кольцо да марусины золотые серьги мы обменяли на манную крупу в открытом недавно коммерческом магазине "Торгсин". Сын, названный нами Анатолием на некоторое время был обеспечен манной кашей. У Маруси дел прибавилось: надо уже кормить двоих и каждый требует внимания.

Глава 50. Строительство маслозаводов.

Наладив домашние дела с появлением сына, мне пришлось окунуться с головой в свою работу. С 1 октября 1932 года от Райпотребсоюза отделили молочный отдел в самостоятельную контору с названием "Молочно-яично-масляная контора ЛСПО". Меня вызвали в Ленинград на совещание в областную контору ЛСПО.

Я познакомился с управляющим, главным технологом. На совещании был инструктаж по молочным заготовкам и изготовлению из молока масла, сметаны, творога, сыра. Меня попросили выступить, поделиться, как мы работаем. Я в своей речи доложил, что из наших заводов ни один не соответствует требованиям к помещениям для выработки диетического продукта, который от отсутствия ледников и хороших помещений для хранения портится через несколько часов. Нам нужны опытные инструктора да и сам я еще не вошёл в курс дела, так как поступил недавно. Управляющий приказал главному технологу выделить для Бологовской конторы управляющего и двух инспекторов, а к весне подобрать техника строителя для постройки новых молочных заводов.

После совещания я съездил навестить дядю Сергея, бабушкиного воспитанника (*сына Прасковьи Ильиничны). Дядя Сергей со своей семьёй жил на проспекте Москвиной в одной комнате в коммуналке. Жена, дочь и сын. Дети еще учились в школе, а Сергей работал на каком-то заводе слесарем. Ночевал я у них на одной кровати с дядей. Вечером сходили с ним в пивную, я угостил его.

На утро, зайдя в управление на Адмиралтейской набережной, сделал заказ на получение нам посуды, марли, реактивов и другого подсобного материала.

По приезде в Бологое меня знакомят:
- Т. Григорьев, познакомьтесь с новым управляющим т. Любченко Алексей Михайлович.
Я познакомился с ним. Человек роста невысокого, одет в военную гимнастёрку и брюки. По движеньям видно - бывший военный-кадровик.
- Иван Григорьевич, надеюсь введёте меня в курс дела? А то для меня много кое-что не знакомо...
- Будем вместе осваивать, Алексей Михайлович, наш новый объект в старых "рамках".

Нам выделили помещение под контору на Почтовой улице. Надо было её оборудовать столами, стульями, заготовить дрова. Найти кладовщика, уборщицу.
- Где находится Бологовский молзавод? - спросил Любченко.
- Он помещается в бывшем помещении ЛСПО, где разливают пиво из бочек в бутылки. Там богатый ледник, но требующий ремонта.
- Вы сведёте меня туда?
- Конечно сведу. Нам с вами еще много чего надо. Будем знакомиться с заводами, людьми, которые там работают.



На фотографии - часть людей, с кем нам с Любченко пришлось работать и бороться за план заготовок. Особенно нам доставалось в конце года, когда надо подсчитать все недоимки, плюс сделать план на новый год. Мы работали сутками до одури. В глазах цифры застилали всё перед собой. Колхозник должен сдать 250 литров молока от своей коровы, единоличник - 300 л, с колхозного стада отдавался весь удой. Разрешалось расходовать часть молока на телят (несколько процентов).

Весной 1933 для постройки Бельского молзавода я по договору нанял хмельницких стариков Чуркина и Болтушева. Они в Бели разобрали купленный дом, перевезли его к роднику. Построили. Я принимал работу. Присев перекурить, Болтушев меня спрашивает.
- Иван Григорьич, это вы женились на дочери Алексея Алексеича Маруське?
- Да, это оказался я. Вот уже больше года живу с Марусей в Бологое. Сын уже есть.
- Здорово вы подставили ногу моему сыну Ивану. Я, между делом, частенько сыну советовал: "Женись ты, Иван, на Маруське!", а он говорил, что она всё откладывает. И вдруг... появляется высокий солдат в длинной шинели и уводит её. В деревне долго многие не знали, что Маруська уже замужем. Как же вы всё-таки познакомились с ней?
- Это было несложно. Наши отцы работали вместе. Сначала Алексею Алексеичу понравился я. Пригласил он меня в один из праздников к себе в гости. Ну, а дальше дело в личных делах было наше. Вот и всё!

Жабны - Фирово (рассказ).

Постройку завода, его оснащение принимала областная комиссия. В рапорте, посланном в управление с оценкой "хорошо", завод пустили в эксплуатацию. Затем по предписанию из управления были приняты меры по перестройке Жабенского маслозавода, находящегося на 18 километре от станции Фирово в селе Жабны (*ударение на первый слог). Мы с управляющим Любченко направили в Жабны техника Косырева. Он сам нанимал рабочих, покупал здания и лес для добивки. На приёмку переоборудованного завода я поехал в начале августа. Принял с оценкой "хорошо", но техника пришлось уволить за присвоение денег (подделкой счетов и подставных фамилий).

Перед тем как попасть в Жабны мне надо было добраться из Бели до деревень Яхново, Хриплы и Ходуново (смотреть путь) и снять натурные остатки продукции. И всё это в один день. Весь путь по этим пунктам равнялся шестидесяти с лишним километрам (!).

При себе имел небольшой портфель, свёрнутый трубочкой и привязанный к поясному ремню. Если не вглядываться внимательно, то я казался издали будто с маузером, как ходили в период войны военные. Для избавления от жары я снял рубашку, завернул брюки до колен, в руках дубинка. По дорогам я не шёл, а полубежал, под горки даже бежал.

Жабны - это большое волостное село, где находилась вся местная власть и блюстители порядка того времени. Село стоит на небольшой возвышенности наподобие бараньего лба. Около 10 каменных домов в один или два этажа (XIX века), хорошо побелены, окна с барельефными наличниками. Две церкви и церковные постройки, т.к. по преданию здесь родился монах-подвижник, чудотворец Нил Столобенский. Село выглядело, как часть провинциального города.

В одну сторону (*восточнее), насколько хватает взора, видна котловина с покрытыми густым лесом берегами на горизонте. Много непроходимых заболоченных мест. В другую сторону (*западнее) видны причудливые холмы, занятые полями или заросшие кустарником.

Вид этих холмов настолько великолепен, что я неоднократно взбирался на самые высокие и рассматривал ландшафты. Или ходил прямо через леса и поля по пути в какую-нибудь соседнюю деревню. Высота этих холмов достигает 286 м над уровнем моря. Почва там глинисто-известковая с большим содержанием извести. Когда-то в древности здесь было морское дно.

В моё время там был большой колхоз "Жабны" с великолепной молочно-товарной фермой, свинофермой и выращиванием молодняка. Был маслобойный завод с производительностью 25 тонн масла в год.

Вот по этой части я и был командирован для ревизии маслозавода и инструктажа по улучшению качества масла, сметаны и творога. Пробыв несколько дней, я собрался идти в Фирово к вечернему поезду.

Жарко. Июльское солнце широкими волнами падало на землю, на дороги, вытоптанные копытами лошадей и колёсами машин, превращая их в текучую пыль. Малейший ветерок или пешеход поднимал её в воздух. Кузнечики сильно стрекотали и наполняли всю атмосферу, как торговцы глиняных трещоток на базаре. Небо было настолько ярким, что приподняв глаза, моментально их опускаешь.

Вышел не спеша из-за жары, но у маслозавода меня остановил зав. фермой Гречин и спросил: "Что нужно предпринять со снижением удоя молока при такой жаре?". Я стал давать полезные советы ему и подошедшему мастеру Михайловой. Посмотрев на часы, увидел, что до отхода поезда остаётся два с половиной часа. Мне нужно очень быстро идти, чтобы успеть на совещание в Ленинграде.

Простившись с работниками, я по привычке свернул портфель трубкой, перевязал ремешком и перебросил через плечо. Со стороны получилось будто у меня на боку маузер в кобуре. Увидев это, Гречин крикнул:
– Смотри, не напугай наших колхозниц! Дело к вечеру и они могут принять тебя за бандита.
– Пойду до станции кратчайшей дорогой...
– Смотри, товарищ Григорьев, не заблудись! Ведь хорошей дороги нет, а тропинок много, – уже издали крикнула Михайлова.

Я в последний раз обернулся на ферму с горки, где было кладбище, обнесённое каменной оградой. Люди уходили, коровы тяжело поднимали головы и слабо мычали.

Июльское солнце широкими волнами падало на землю, на дороги, вытоптанные копытами лошадей и колёсами машин, превращая их в текучую пыль. Малейший ветерок или пешеход поднимал её в воздух. Кузнечики сильно стрекотали и наполняли всю атмосферу, как торговцы глиняных трещоток на базаре. Небо было настолько ярким, что приподняв глаза, моментально их опускаешь.

Пройдя мимо погоста, я развил свою крейсерскую скорость. Образ быстрой ходьбы был давно высчитан – сколько шагов в минуту, длина шага и когда я буду на станции, пройдя эти 13 километров.

Вдали виднелись кусты, а за ними распевала частушки девка, собирая сено в копну. По другую сторону люди работали окучником, лошадь водил мальчик лет девяти, а окучником управляла баба лет сорока. Оба были босые, без уборов, в лёгкой ситцевой одежде. В руках у них – по ольховому пруту, чтобы сгонять с лошадей слепней и оводов.

Пройдя жабенское поле, мне надо было свернуть с дороги на лесную тропинку. Луговая дорожка круто сворачивала вдоль изгороди под прямым углом. Я решил срезать путь наискосок через картофель. На ходу снял мокрую от пота одежду, сетку-безрукавку. Брюки снимать не стал, чтобы не расцарапать ноги. Закурив папиросу, побежал по картофелю под уклон.

Впереди, метров за двести, вижу, идут баба и мужик с коробами за спиной. "Ягодники из Казьянова", – подумал я и размахивая руками побежал их догонять, чтобы обрести попутчиков. Но они заметили меня и припустили вперёд от странного человека с оружием. Я закричал: "Эй, обождите! Я пойду с вами!" Но те с визгом бежали, рассыпая чернику из корзин. Я понял, что испугал их. Старик поспешно перекинул тело над жердью изгороди, даже несмотря на 60-ти летний возраст. А баба соображая, как перелезть, поставила ногу на жердь пониже, которая под её тяжестью лопнула и оба свалились в мох, рассыпав чернику. При этом баба порвала платье на всю длину, блеснув белыми ляжками и побежала вдоль изгороди. Платье ей теперь не мешало.

Собрав несколько пригоршней ягод, я перелез изгородь и пошёл другой тропой быстрым шагом. Неприятности мне были не нужны. Этой тропой я шёл километра полтора, пока не понял, что она уводит правее, чем нужно. Выбрал новое направление... Повертевшись по коровьим тропам, понял, что заблудился. Стал определяться по солнцу, по другим лесным приметам, направляясь на юго-запад в надежде выйти к деревне Кузнечково. Но как ни пытался сориентироваться, упёрся в горелое торфяное болото, заваленное горелым лесом и большими валунами...

Я запаниковал. Часов не было с собой. Солнце клонилось к закату. Сел на толстую осину, закурил и стал прислушиваться. Просидев с полчаса, решил пойти на запад, через болото. Солнце не врёт.

Шёл по болоту, прыгая по кочкам, с дерева на дерево, по колено в воде или торфяной жиже...

Преодолев болото, я вышел на поле с созревающей рожью и побежал по меже, путаясь иногда в высокой рже. Увидел идущую по впереди по дороге бабу с граблями на плече. Хотел спросить, правильно ли я иду на станцию.
– Эй, тётя, обожди немного!
Спокойно иду в её сторону, чтобы не испугалась, а она повернулась и видит: к ней через поле идёт голый мужик... Взвизгнула, побежала, перехватив грабли в руку...

Вышел на эту большую дорогу и мне стало видно сразу две деревни – Новое и Старое Козьяново. Баба бежала в сторону Нового и её голова подпрыгивала над рожью словно мяч. Я свернул на Старое Козьяново и Кузнечково. До станции было ещё пять километров. Солнце начинает садиться в лес. На поезд я уже опоздал.

Иду шагом, рассчитывая переночевать в Фировском маслозаводе. Прохожу вольной походкой с папиросой в зубах по улице посёлка, где молодёжь уже танцует под гармошку. Бабы кучковались на скамеечках под окнами и чесали языками.
– Смотрите, смотрите! Какой голый мужик идёт...
– А грудь-то у него, как у хорошей бабы!
– Эй, ты дядя или тётя? Жарко что ли?
Я не отвечал им, рассчитывая получить меньше насмешек.
– Девчёнки, айда, узнаем, кто это у нас тут расхаживает!, – и из танцующих в мою сторону выбежали три девки.
– Молодой человек, что ж ты не в трусах? Ведь легче будет идти так!
– Это я сам решу! А если вам кажется, что я устал, то напоите меня водичкой! – ответил я.
Одна из троицы быстро вернулась обратно к окну и крикнула:
– Бабка Анисья, подай ковшичек воды! Прохожего напоить.
Бабка высунувшись с ковшом, стала разглядывать в сумерках, что за прохожий. Увидев, что я по пояс голый, стала спрашивать:
– Фенька, никак это какой-то оборванец?
– Нет, бабушка, это какой-то с портфелем!

Напившись воды и поблагодарив женщин, я стал одевать сетку и рубашку, спасаясь от комаров, двинул дальше. Проходя Кузнечково, увидел отсутствие групп молодёжи, кроме отдельных парочек, целовавшихся в укромных местах. Пройдя благополучно до станции, узнал время. Оказалось, что уже два часа ночи и поезд давно ушёл в Ленинград. Пришлось идти на квартиру, до утреннего рейса.

Через несколько дней пришлось опять побывать в тех местах и ночевать в деревне Гачки. Там я зашел в сельсовет узнать причину отказа предоставления транспорта для перевозки молока с завода на станцию. Отрегулировав требуемое, прощаюсь с председателем, он спрашивает:
- Вы что в Жабны и один идёте? Так смело?
- А в чём дело? Не первый раз – дорогу знаю.
- Дело не в этом. Люди теперь боятся в лес ходить по ягоды да по грибы. Гнался один за женщиной, хотел раздеть.
Я засмеялся, а председатель серьёзно:
- Тут ничего смешного! Ко мне сами люди приходили с жалобами!
- Дорогой председатель, нет никаких бандитов в ваших лесах! Это я их напугал!

Когда я рассказал как было дело, председатель так хохотал, что слёзы выступили. Вот какие бывают случаи, потому что люди еще не забыли, что по лесам жили дезертиры и воровали их скот.

И ещё я узнал, что в этих местах не принято ходить оголёнными и что я нарушил народный обычай, став причиной беспокойства в Фировском районе.

Глава 51. Дом на Городской площади.

25 октября 1933 года меня назначили старшим инструктором Бологовской конторы ЛСПО. Теперь я руководил четырьмя инструкторами. Из Ленинграда прислали ещё двоих человек: Захарова Михаила и Нетужилова Николая. Да назначили своих доморощенных из мастеров: Федосеенко Фёдора и Добромыслова Димитрия.

Поэтому весь район поделили на участки, включающие по несколько заводов. Ввели штат директоров заводов. Наша работа не прошла зря. Все заводы были переделаны, обеспечены хорошими бидонами и посудой, лабораторными столами. Укомплектовали заводские штаты. Всего в нашем подчинении было около 400 человек. В моём ведении было 22 завода.

Как только по сводкам из Ленинграда начинает снижаться качество нашей продукции, так сразу на заводы закрепляются инструкторы до полной ликвидации снижения качества.

1934 год был для нашей семьи радостным. Наши отцы решили, что надо улучшить жизнь родственников. Перевезти в город Екатерину Васильевну и Валю. Петр сошелся с Катей и стал жить у неё (она работала уборщицей в школе). Сергей остался хозяином дома в Хмельниках. Тесть кое-что отдал сыновьям, а остальное из хозяйства продал.

Мы продали свою половину дома на Кривом переулке 10. И совместно с Петровыми купили двухэтажный четырех квартирный дом с надворными постройками на Городской площади, дом 8. После обоюдной договорённости квартиры заняли так: мы с Марусей и Толиком заняли второй этаж, а Отец, Мать и Павел - первый этаж, т.е. как было раньше. Петровы заняли вторую половину дома.

Собрались на первомайский праздник в нашей квартире за праздничным столом, стали раздумывать - на кого делать купчую. Алексей Алексеич, поднимая тост за благополучную сделку, сказал:
- Уважаемый наш сват Григорий Иваныч и сватья Устинья Фёдоровна, мы с Екатериной Васильевной посоветовались и решили, чтобы купчая на дом была оформлена на Ивана Григорьевича. Он из всех нас самый деловой и уважаемый в народе человек. Вы заметьте, с кем бы я не повстречался, и, если разговор заходил о зяте, никто его не назвал иначе, как только по имени и отчеству. Он молод, смекалист. Меня еще всегда удивляло: по образованию всего пять лет сельской школы, а за работы берётся инженерные.
Слово взял Отец.
- Дорогие сват и сватья, мы с Устишей восхищены вашими отзывами о сыне. Что сказано тобой Алексеич, приятно слышать! И правильно будет, записать его домовладельцем. На счет жизни: пока не выселены жильцы, вы поживёте в квартире сына. Надеюсь, что теперь новый хозяин не выселит вас! (все засмеялись)

На том и порешили. На углу дома прибили железный квадратик: "Дом № 8, Городская площадь. Григорьев Иван Григорьевич." Алексей Алексеич и Екатерина Васильевна с дочерью Валей поселились в нашей квартире. Жилплощади хватило всем.



Вот так выглядел наш дом, передними окнами - на Городскую (ныне - Советская) площадь с памятником Сталину и красивыми деревьями. На этой площади стоял красивый и большой Покровский собор (*), но его в 1932 году взорвали и разобрали, остался сквер (Детский).

* прим. - Доминантой города стал Покровский собор, возведенный на Александровской (Соборной) площади в 1885 году (разрушен в 1932). Церковь была построена в стиле классицизма. Большой центральный купол был окружен четырьмя небольшими куполами луковичной формы. Пилястровые формы храма повторены на колокольне. Портал, окна, стены завершали закомары. Все это создавало облик устремленного в высь ажурного здания.
Окаймляли Соборную площадь дома, торговые лавки купцов - братьев Коловских, Артемьева, Гребенщикова, Гречина, подрядчика земляных работ Мельникова, подрядчика малярных работ Каретникова и других.

Прожили мы в этом доме до 1938 года, а прежних жильцов так и не смогли выселить. Суд присудил выселить их, но с предоставлением такой же площади в другом месте. Этого сделать не удалось. Жильцам явно не хотелось уезжать и они саботировали наши предложения.

Но вернёмся еще к 1934 году. Наш сын растет, он уже ходит на своих ножках, иногда пытается уйти из квартиры, переваливаясь через высокий порог из кухни в коридор. Говорит всё разборчиво. Однажды побывал у соседей. Там его угостили и спрашивают:
- Толик, тебе надо сестрёнку?.. Проси у купить у мамы...
Толик, придя к маме, просит:
- Мама, купи мне девочку!
- Какую девочку? Куклу?
- Нет мне надо живую!
- У меня, Толенька, нет денег, купить живую. Проси денег у соседей, у бабушки, у дедушек, у папы.

Толик, не долго думая, побежал просить денег... Взрослые, хохоча над затеей ребёнка, стали давать ему мелкие монеты. Он обошёл всех своих соседей. Набрав несколько монет, приносит Марусе и, подавая чуть не со слезами, просит купить живую куклу. Не помню, как она уговорила ребёнка, но всё ж убедила, чтобы больше не просил.

Но был другой случай, когда он потихоньку удрал из квартиры и скатился по крутой лестнице со второго этажа. Но всё обошлось благополучно, кроме синяков на голове.

Потом он полюбил девочку из соседнего дома и ни с кем не хотел играть, кроме Ирочки. Гулять мы с Марусей и Толей ходили часто. Я Толю носил на руках, а когда он стал твёрдо стоять на ножках - водили его за руку. Часто ходили к Савушкиным, где детей не было. Там его угощали конфетами. Иногда гуляли вместе с ними.

Любили мы ходить в бывший Путятин парк, теперь Городской. Этот парк находится между улицей Дзержинского и озером. В парке много деревьев, сиреневых и жасминовых кустов, лиственницы, ели, тополя. А главное - летом можно купаться. Через парк из озера вытекает речка, впадающая за городом в речку Змейку, берущую начало в Огрызовском озере. По парку много красивых дорожек со скамейками. В выходные дни здесь торговали мороженным и пивом в розлив в большой брезентовой палатке со высокими столиками, около которых можно было стоять.

Начало торговли в этом месте было положено в 1926 году моим Отцом. Когда мы работали в ресторане "Богемия" в доме Егорова. В то лето по вечерам мы приходили торговать на это место в парке.

Искупавшись и погуляв, мы отправлялись к кому-нибудь пить чай. Если идём к нам, то у дома нас встречают две бабушки, придумывая чем бы соблазнить внучика, чтобы он пошел именно к ней.

Валя любила играть с Толиком в догонялки. Так устанут, что хлопнувшись на скамейку, не могут отдышаться, утирая пот со лба рукавом. Валя в тот период ходила в школу, находящуюся в переулке, который упирается в площадь и в Почтовую улицу. Делая уроки дома, часто кричала Марусе:
- Возьми ты, ради Бога, своего озорника! А то он не даёт мне писать!
- Дай, Валя, ему карандаш и бумажку - тогда и мешать не будет.
- Он не только не занимается с бумагой, а всё спрашивает: "А что это? А что на картинке? Что пишешь? Когда пойдём гулять?".

Когда у меня было время, я уходил с Толиком на улицу смотреть в моей книжке рисунки коров, быков, машин и разную лабораторную посуду. Дело в том, что взявшись руководить таким большим молочным хозяйством с мало обученным штатом мастеров и лаборантов-самоучек, всё свободное время я учился дома по книгам. Технология, микробиология, химия и управление. Звания старшего инструктора добился, а знания этой должности ещё не соответствовали. Я как-то мог так подойти к людям и потребовать от них нужных решений, несмотря на мою малограмотность.

С пополнением у нас штата мне стало меньше надобности ездить по молзаводам, но деньги для расчетов за молоко от единоличников брал в банке я и развозил по местам, передавая деньги и ведомости директору завода (или мастеру).

Помню один случай. Из управления ЛСПО был прикомандирован уполномоченный по проверке выполнения плана на местах. Нам предстояло вдвоём получить большую сумму денег и отвезти в Берёзовский рядок. Мы с ним пошли в банк. Его фамилию я забыл, назову условно - Марков Моисей Исакович. Марков набил деньгами объёмистый портфель, а я взял дома большой мешок из холста. Подходя к кассиру, Моисей завертелся, поглядывая по сторонам: нет ли в толпе бандитов, а сам побледнел и всё лицо стало мокрым от пота. Получив деньги, я всыпал пачки в мешок, взвалил на плечо и спокойно пошёл на выход, чтобы идти на поезд. Моисей, обхватив обеими руками портфель, семенит сбоку и спрашивает.
- Вы, Иван Григорьич, не боитесь, что нас ограбят?
- Моисей Исакович, идите свободнее, не вертите головой и портфель держите свободно, одной рукой.
- Что вы, я в каждом встречном вижу бандита!
С разговорами мы пришли на вокзал, сели в поезд. Я свой мешок бросил под лавку ближе к стенке, а Моисей положил портфель на колени, обхватив руками.

Выйдя с поезда на Мсте, надо было идти пешком по заснеженной дороге. Вначале морозец щипал щёки, но на ходу согрелись.
- Иван Григорьич, я не пойду! Надо подводу просить.
- У кого просить? Ночь на носу, да и теперь не знаешь к кому обратиться. Правление колхоза отсюда в трёх километрах.
- Как это вы смело идете по лесной дороге, через деревни, где всякое может случиться?
- Можете не беспокоиться у нас места тихие - бандитов нет!
Вдруг слышим, нам на встречу едут на лошади, разговаривают.
- Что делать, Григорьич? Я боюсь...
- Не бойся, а сворачивай с дороги и иди вон за тот густой можжевельник! Следуй за мной!
Мы свернули с дороги, проваливаясь по колено в рыхлый снег, и уселись за кустом...

До маслозавода мы дошли только к утру. Сдали деньги директору Зимину. Завалились спать. Я залез на русскую печку, а Моисей растянулся на скамейке. Спали мы часов до двух дня. Пообедали. Отправились обратно, получив расписку от Зимина на сданные деньги.

Вернувшись домой получил резкий выговор от Маруси.
- Неужели тебе некого больше послать? Бродишь по плохим дорогам, в холоде, по ночам!
- Дорогая моя, моя должность обязывает бывать в районе в любое время года и днем и ночью. У меня нет нормального рабочего времени. У меня ненормированный рабочий день.
- На твоих заводах много хорошеньких бабёнок.. Ты, наверно, к ним зачастил ездить?
- Ты что, Маруся! Не все у тебя дома?
- Я видела сама, как ты вел весёлую беседу с Мамаихой!
- Во-первых, Мамаева - секретарь и член месткома, бывает и с ней разговор служебного характера.
- По-моему, все дела обсуждаются в конторе, - не унималась Маруся.
- Эту чепуху ты выбрось из головы! Что тебе плохо быть дома и воспитывать сына?
- Конечно плохо! Всё одна, да одна...
- Ты ведь в настоящий момент всем обеспечена. Муж твой не на плохом счету! Лучше скажи вот что... На днях поеду в командировку в Ленинград. Что тебе купить?
- Опять в командировку?! Не успел приехать и опять уедешь?
- Этот раз не я еду, а меня вызывают в суд в качестве свидетеля.
- Раз такое дело... Зайди к Павлику, посмотри как он там живёт, да свези от родителей посылочку. Наверно, голодает!
- Вот это ты правильно говоришь. Свезу что пошлют. А от себя придется дать немного деньжонок.

Мой брат Павел Григорьев в то время уже год (зима 1934-35), как жил в общежитии от Академии Художеств. Учился на подготовительных курсах, чтобы поступить в Академию и выучиться на художника.

В Ленинград поехали мы с Любченко вдвоем. Ему очень хотелось побывать дома, повидаться с семьёй.

Глава 52. Павел в Ленинграде.

По приезде в Ленинград я прямо с поезда поехал на набережную Лейтенанта Шмидта в общежитие к Павлу. День был воскресный, но его на месте не было, ушел в булочную. Через некоторое время является, держа в руке краюху хлеба. Поздоровались в обнимку, как братья. Он быстро побежал ставить чайник на плиту.
- Сейчас, браток, ленинградским чаем угощу! Он у нас постоянный спутник. Накипятим с полведра и пьём - кто с хлебом, кто так. И всегда посыпаем солью. На ломтик хлебца посыплешь набело и пьёшь.
- Ты вот разверни посылочку и попьёшь чаю по-домашнему... А что булку разве не получаешь?
- Конечно получаю! Только я ее меняю на хлеб, Все-таки будет вдвойне весомее. Сахар у нас не залеживается, быстро тающий продукт. Экономить тут никто не привык - ну и пьём больше с солью.
- Не богато ваше житьё.
- Почему не богато? Есть возможность подхалтурить, тогда и посытнее поедим... Как там Папа с Мамой живут? Как Маруся? Как сын? Как Валентина?
- Все живы-здоровы! Привет тебе шлют. Валя продолжает учиться в школе, в той, в которой и ты учился.

Посидели, поговорили. Попили кипяточку из жестяного чайника.
- Что передать родителям от тебя?
- В первую очередь приветы и что я здоров. Денег пусть пока не шлют. Я подзаработал, к празднику много писал лозунгов, ремонтировали на заводе красный уголок.
- Почему денег не высылать, ведь у тебя нет пальто? Ходишь в пиджаке с шарфом на шее. А морозы то охо-хо какие!
- Привык так ходить. Будет время - куплю.
- Ну, Павел, пока! На ночлег я пойду к дяде Сергею. Советую и тебе сходить познакомиться.

В понедельник, согласно повестке, я явился в областной суд, что на Фонтанке. В суде я узнал, что дело будет разбираться при закрытых дверях (что-то интересное). А мне в Бологое ничего про это не сказали. Оказалось, судить будут самого управляющего областной конторой - Виктора Иваныча (фамилию забыл) и главного технолога Тынтарёва. Суть дела я забыл. Были они в суде арестованы и получили порядочные сроки.

Так дальше продолжалась моя работа старшим инструктором до июня 1935 года. В июне 1935 Ленинградская область разделилась на три области: Ленинградскую, Новгородскую, Калининскую. ЛСПО было ликвидировано, а нашу контору приняла областная контора "Коопмолоко". Я был в той же должности.

К концу июня приезжает в нашу контору управляющий облпотребсоюза т. Горячев Семен Семенович и старший технолог Чулков. Познакомились с нашей работой, с новым управляющим Ежковым. Побывав на некоторых маслозаводах, пригласили в Бологое мастеров, лаборантов и директоров заводов. Устроили производственное совещание. Кроме нескольких замечаний по производству, дали распоряжение: с заводов вдоль железной дороги в сторону Ленинграда посылать молоко в Ленинград, а вдоль московского направления - в Москву. Остальную продукцию - по нарядам.

На собрании Горячев обращается к людям с заводов.
- Есть ли, товарищи, какие-нибудь жалобы на руководство? Управляющий у нас новый, но есть и работающие не один год, например старший инструктор.
Берет слово мастер Березайского молзавода Погодин Яков. Мужчина лет за пятьдесят, бывший участник гражданской войны.
- По части обеспечения тарой надо просить ускорить возврат ее, тогда новой много и не понадобится. По части руководства жалоб нет, но у нас мало хороших лаборантов.
Все подтвердили. Мало хороших кадров на заводах.
- Предоставим слово старшему технологу т. Чулкову. Он поделится с вами нашими планами.

Поднимается со стула Чулков, человек средних лет, симпатичный (о чем я услышал от шептавшихся девчонок).
- Товарищи! Наше управление таким штатом, как у вас, не располагает. Мы передали ленинградских инструкторов обратно. Нетужилов изъявил желание работать в Псковском районе, а Захаров - в Новгородском. Здесь остаются местные инструкторы. Вы их хорошо знаете.
Мы со Степаном Степанычем, приглядевшись к вашей работе, решили открыть в вашей конторе областные курсы мастеров, лаборантов и директоров, а заведующим курсами назначаем товарища Григорьева Ивана Григорьевича. Он будет обеспечен правом получения денег из банка, заключит договор на получение мест в доме колхозника и на питание людей.
- Семен Семеныч, я не ожидал такого назначения! Я ведь малограмотный. По документам вы видели и знаете это.
- Нам дороги не документы, а дорого то, что мы видели на заводах и беседовали с людьми.
- Ну, что ж попробую... А о лекциях... пусть т. Чулков составит программу, расписание и некоторые лекции возьмет на себя.
Все сидящие приветствовали громкими аплодисментами меня и начальство

После оформления перехода из "Главмолоко" в систему "Коопмолоко" и переселения в новый двухэтажный дом на улице Дзержинского недалеко от Городской площади я занял кабинет на втором этаже по соседству с новым управляющим. Мне было выдано удостоверение такого содержания:
"Предъявитель сего, Григорьев Иван Григорьевич действительно находится на службе в должности старшего инструктора-производственника в Бологовском отделении "Коопмолоко". В период его службы ему доверяется производить проверку работы молзаводов и сепараторных пунктов по Бологовскому и Фировскому районам. Производить всякого рода работы с заключением договоров по улучшению видов производства и устранения дефектов.
Управляющий Ежков
Делопроизводитель Мамаева
1 авг. 1935 г."

Стоят слева направо: 1. Васильев, инструктор 2. Федосенко, инструктор 3. Утяшева, бухгалтер 4. Цельхерт, статист 5. Мамаева, делопроизводитель 6. Никитин, кладовщик 7. Смирнов, инструктор

Сидят, слева направо: 9. Зубов, главный бухгалтер 10. Лебедева, бухгалтер 11. Ежков, управляющий 12. Григорьев, старший инструктор 13. Гаврилова, секретарь

Глава 53. Курсы повышения мастерства молочников.

В связи с разделом Ленобласти от нас выделился в самостоятельную контору Фировское отделение. В их распоряжении остались: Хрыпловский, Яхновский, Жабенский, Рождественский молзаводы, Ходуновский сепаратный пункт.

После встречи нового 1936 года приезжает к нам ст. технолог Чулков и привозит на моё имя следующие документы: удостоверение заведующего курсами лаборантов, удостоверение на распоряжение кредитами в Госбанке. Получив документы и инструкции, принялся заключать договора на жильё для студентов в Доме крестьянина на Озерной улице. Договор на питание на фабрике-кухне, на 30 человек. Расписание занятий по теории будут проводится в первом этаже конторы, а практика - на Бологовском молзаводе.

Придя домой, поделился с Марусей:
- Дорогая моя, мне поручили очень ответственную работу. Не знаю, справлюсь ли с ней.
- Ты ведь работаешь и так на ответственной работе. Что же еще?
- Меня назначили заведующим курсами по подготовке лаборантов и придумали заодно учить и мастеров с директорами.
- И неужели ты справишься? Я начинаю беспокоиться за тебя!
- Дал слово Горячеву и получил документы, деньги. Отказываться поздно. Мне потребуется поехать в Ленинград для покупки книг: "Технология молочного производства", "Химия молочного дела" и "Микробиология". Поездку согласовал с Ежковым.
- Ваня, я очень хочу учиться на твоих курсах и потом работать на молзаводе. Думаю, ты устроишь меня?
- Маруся, у тебя плохо с грамотностью. В этой работе надо хорошо владеть математикой. Потом, куда ты денешь ребёнка, ведь с ним на работу не пойдешь?
- Дорогой мой муженек, у нас в доме живут две матери. Неужели они не помогут?
- Ладно! Я поговорю со старухами. Пусть твое желание исполниться. Устрою тебя ученицей.
- Ой, милый! Какой ты хороший! - Маруся соскочила со стула и бросилась меня обнимать и целовать.
- Подожди... Тогда расцелуешь, когда будешь на курсах.
- Я знаю, что ты устроишь! Ты ведь пользуешься авторитетом не только в своей конторе, но и в управлениях двух районов.

На второй день провожала меня в Ленинград Маруся с Толиком, который просил купить ему маленькую машину.

В Ленинграде посетил молкомбинат, узнав каким качеством прибывает наша продукция. Браку нет. Всё хорошо. Походил по книжным магазинам, но нашел что нужно в "Доме книги".

Посетил Павла. Он обучался у знаменитого художника Исаака Израилевича Бродского (1883-1939), ученика И. Е. Репина. В то время профессора и директора Всероссийской Академии Художеств, много написавшего революционно-документальных портретов и полотен, много работал над созданием образа В. И. Ленина.

Я с Павлом сходил в Академию (по просьбе Отца), узнать как Павел учится. Застав Бродского в его мастерской и поговорив с ним, я поехал домой с хорошей вестью: "учится хорошо, с парня толк будет". Бродский сказал, что он Павлу разрешает приходить к нему на квартиру. "Подружился с дочерью. Даю ему хорошие заказы, которых у меня много. О Павле не беспокойтесь - он всегда имеет деньги. Пусть родители будут спокойны."

Приехав домой, сразу поделился с Отцом и Матерью новостью о Павле. Мать в слезах крестилась, моля ему здоровья. Она сказала Отцу:
- Смотри-ка, Папка, старший сын в люди сам выкарабкался. Младший, видно, тоже сам по себе хозяин. Мне кажется, надо благодарить его преподавателя.
- Да, Мать, я тоже вижу - дело у двоих идет хорошо! Вот только среднему Яше не везёт. Как оторвался от семьи, так и бьётся, как рыба об лёд.
- Такой гордец он. Весь в дядю Ивана. Тот бывало, что задумает - ему не перечь, а то и побить может.

О своих новостях поделился с Тестем и Тёщей, с Валентинкой, которая частенько спрашивала: "Как учится Павел?". Размечтавшись, она тоже мечтает учиться выше. Вале нравится медицина, и она пойдет на курсы акушерок после окончания Бологовской школы.

С 10 января 1936 года открылись двери наших курсов. Я в первые минуты чувствовал себя неважно, нервничал, так как аудитория, в основном, состояла из молодых девушек и не пожилых женщин. Кроме того, предстояло читать лекцию против сидящей жены.

Первые 45 минут были затрачены на знакомство со всеми по списку. Познакомил их с намеченной программой, с тем материалом, по которому будут лекции. Каждый должен иметь бумагу, ручки, карандаши. Структуру подчиненности по работе знают все, кроме новеньких. Коллектив первичной подчиненности состоит из директора завода, мастера, лаборанта и нескольких рабочих.

Вначале рассказал что такое молоко, из каких компонентов состоит, что влияет на качество, борьба с загрязненностью, химический состав, микробиологический состав... Первую неделю все занимались вместе. Потом с каждой группой - отдельно. Знакомил с выполнением анализов на скотных дворах, на единоличных хозяйствах. Какими приборами надо пользоваться, какими химическими кислотами.

В конце недели в присутствии технолога, приехавшего к нам, провел устные опросы всех курсантов, отмечая успеваемость. Среди прочего Чулков задал некоторым и вопрос: "Хорошо ли я читаю, понятно ли?". Ответ был почти однообразный: "Хорошо! Нам нравится, как рассказывает Иван Григорьевич".

После занятий все дружно отправились на фабрику-кухню на ужин. А после - кто в кино, а кто - в Дом крестьянина для отдыха. Маруся шла позади меня, разговаривая с однокурсницами. Она познакомилась с женщиной, ее ровесницей, симпатичной, хорошо одетой, работающей на Старицком маслозаводе, что в заштатном городишке на Волге. Звали ее Сергеева Нина. Та спрашивает:
- Мария, ты знаешь нашего преподавателя?
- Знаю, Нина! Он в конторе "Коопмолоко" уже давно работает. Мы живем близко друг от друга.
- Если я тебя порошу познакомить меня с ним поближе?
- Это ты сама наберись храбрости, подбери время встречи и познакомься, а у меня есть свой.
Так со смехом мы с Марусей дошли до дому.
- Ишь, какой кавалер! Девки и бабы на ходу подметки рвут! Ха-ха-ха! Обожди я скажу сыну, так он волосы-то твои повыдергает.
- Что ж, дорогая, кто-то любовью развлекается, а кто-то по ней тоскует...
- Я смотрю на вашу фотографию и вижу - здорово к тебе бабы липнут! Вон Ходуновская, Вознесенская или Гаврилова так и норовят подсесть рядышком. Не даром ты частенько по заводам ездишь?..
- Ты, Маруся, это брось! Если бы я был не семьянин и не любил бы тебя, то может и соблазнился бы, но я не тот, что за каждой юбкой вяжется. Лучше давай об этом больше не будем нервы чесать? Мне надо к завтрашнему подготовиться. Ты должна понять - не легко это мне.
- Давай сначала поужинаем, дорогой. Да иди принеси от Матери сынишку. Наверное спит там... Сыт ли он?

В подробности я вводить вас, читатель, не буду. Одно скажу. Лекции прошли успешно. Технолог, свалив все на меня, ни разу не приехал что-нибудь прочитать. Прибыл к нам лишь для оформления выпускных документов. Курсанты разъехались по домам довольными.

Я сдал финансовый отчет. Получил какую-то сумму за лекции, сколько - не помню. Маруся, поработав на практике, сдала на "Удовлетворительно" и не давала мне прохода, чтобы я ее устроил на Бологовский молзавод. Но там должность лаборанта заняла Смирнова, жена бывшего директора Рождественского молзавода. Смирнов не так давно отравился, и Ежков поставил Смирнову лаборанткой, так как она тоже закончила курсы. Дома у нее осталась без отца дочь, на ее иждивении. В глубинные заводы Маруся ехать отказалась.

Глава 54. Неожиданное увольнение.

Не только Марусе не пришлось поработать лаборантом, но и я после выпуска курсантов уволился из Бологовской конторы "Коопмолоко" 20 августа 1936 года. Вот содержание приказа. "Уволен с занимаемой должности в виду ликвидации должности старшего инструктора-производственника". Мне предлагали стать мастером Бологовского завода, но работать, по-прежнему, руководя производством. Меня такое предложение огорчило и я уволился.

Придя домой, забросил свой блестящий кожаный портфель под кровать. Маруся, видя такое дело, с вытаращенными глазами спрашивает:
- Ваня, в чем дело? Что с тобой происходит? Ты какой-то не наш - глаза злые, лицо бледное. Говори скорей!
- Вот как получается: много и хорошо работал, часто хвалили и ни с того, ни с сего взяли да и уволили! Теперь я никто! Все мои труды над самообразованием пошли кошке под хвост!
- Как же так? Ведь сам Горячев о тебе хорошо отзывался... Что теперь делать будешь? Ведь ты без работы, сын малый...
- Прошу тебя, моя милая, не расстраивайся! Долго не прогуляю. Поеду в Ленинград, там еще меня, наверное, помнят. В Бологое мне не найти хорошей работы. Работать кондуктором за гроши я не хочу.
- Ну что ж, поезжай!.. В какой-нибудь район пошлют, но и там ведь живут люди... Авось не хуже Бологого.

Узнали об этом наши родители. Отец говорит:
- Давай, сынок, со мной работать!.. Ты ведь бетонщиком работал, топор держать умеешь. Не зря же мы ходили плотничать по деревням.
- Ванюшка, Отец тебе хороший совет дает! - Мать тоже намекала, что не надо никуда ездить - и тут можно деньги заработать.
- Милая Мамаша, попробовав сладкого, что-то не хочется горького!
Высказался со своим советом и Тесть:
- Иван Григорьич, давай тогда работать со мной водопроводчиком на железной дороге. Может и Маруся куда-нибудь устроится...
- Мы берёмся ухаживать за ребёнком. - сказала Екатерина Васильевна.
- Поймите, я не хочу такой жизни и, тем более, работать с вами! Теперь я не мальчик, чтобы бегать для вас в Центроспирт, пить за здоровье не совсем здоровых людей! Как решил, так и делать буду!
Мать - в слёзы.
- Оставляете нас стариков! Младшие сынки уже далеко от нас, теперь и старший хочет уехать...
- Дорогие наши родители, видно такая наша судьба!

Поговорили наедине с Марусей, о том где есть хорошие города и жизнь в них не хуже бологовской. Жаль дома. Такая у нас хорошая квартира, и обстановка уже кое-какая нажита. Но домом сыт не будешь.

К 1 сентября я поехал в Ленинград в управление ЛСПО на набережной Рошаля (Адмиралтейская наб.). Не заходя к дяде Сергею и Павлу, прямо в контору. Управляющий новый. Старый после суда уволен и посажен, но главный технолог Тынтарёв работал. Я - к нему.
- Вы из Бологое, Григорьев?
- Здравствуйте! Да, я Григорьев. Вы не забыли меня?
- Как же, помню! Вы в суде еще говорили хорошо про меня, тебя поддержали другие. И вот я освободился от судебного преследования. Садись, пожалуйста, и докладывай - зачем пожаловал!
Увидев на двери в кабинет никелированную табличку "Тынтарёв Василий Никитич, главный технолог", я, расстегнув пальто и усевшись на мягкое кожаное кресло, сказал:
- Василий Никитич, я приехал к вам с просьбой: не могу ли я поступить к вам на работу в любой район. Ведь в Бологое должность старшего инструктора сократили, и вот я, освобожденный, обращаюсь к вам за помощью.
- Я слышал, вы были заведующим курсами?
- Да. Не только заведующим, но и преподавателем по химии, микробиологии. Чулков, зав. производством помог только лекциями по технологии.
- Отлично, тов. Григорьев! Идёмте к управляющему!

Мы пошли в противоположную дверь мимо молоденькой секретарши с накрашенными губами и бровями, похожими на цыганские. Войдя в след за Тынтарёвым в кабинет, я увидел за зеленым абажуром мужчину лет за полста. Одет в шикарный черный костюм с выпущенными из рукавов накрахмаленными манжетами с янтарными запонками. Волосы расчесаны на боковой пробор, темно-русые. Усы с желтизной заядлого курильщика.
- Николай Степаныч, можно к вам?
- Что за разговор, Василий Никитич! Пожалуйста!
- Николай Степаныч, я пришел к вам с приехавшим из Бологое бывшим старшим инструктором сначала у нас, но потом в "Коопмолоко".
- Как ваша фамилия?
- Григорьев Иван Григорьевич.
- Помните, Василий Никитич, мы просматривали поставки масла, сметаны, творога? Где отмечено качество этих продуктов. Так вот, Бологовская продукция - на одном из первых мест.
- Николай Степаныч, тов. Григорьев хочет поступить к нам на работу.
- Похвально, что приехал к нам. У нас, Никитич, где свободные должности?
- Я бы предложил ему Псковскую контору. Вы не возражаете?
- Извините за нескромность. Вы женаты?
- Да, у меня жена и четырехлетний сын.
- Вы хотели бы работать во Пскове?
- Я рад, если позволите оформиться. Но у меня вопрос. Как с жилплощадью?
- Нашей площади там нет. Пока поживете в гостинице. Мы оплатим вам её. А там может вы сами найдете жильё.
- Василий Никитич, новой должности выдумывать не будем, оформляйте заведующим производством!

Я с Тынтарёвым вернулся в его кабинет и там был написан приказ: "Назначается зав. производством Псковской райконторы "Главмолоко". Приказ №358 от 25 сентября 1936 года".

Вернувшись домой, я был немного растерян: как-то примет мою весть Маруся? Встретились, расцеловались. Хотя улыбается, но взгляд настороженный.
- Как твоя поездка? - сразу спросила она.
- Не знаю, как ты примешь мою весть... Но поездка для меня удачная. Меня назначили зав. производством в Псковскую контору "Главмолоко".
- Как там с жильём, Ваня, ведь у нас семья? О том, что готова ехать куда угодно, я говорила раньше. А в Псков - даже рада! Всё-таки большой старинный город.
- Слава богу! Отпала камень с груди. Боялся я этой встречи...
- Кто тебе помог в назначении?
- Ты помнишь, я несколько лет назад ездил в Ленинград на суд? Судили руководство ЛСПО. Я был вызван свидетелем. Под судом был главный технолог. Он и теперь работает! Он хорошо меня встретил и сразу повел к управляющему. Управляющий новый и он руководство кадрами поручил технологу... Жить будем в гостинице до подыскания жилплощади. Все расходы по жилью оплатят.
- Когда ехать? Что с собой брать?
- Возьмем только самое необходимое. А как наладится жизнь, перевезем остальное. Ехать надо к первому октября.
- Как же квартира? Я имею ввиду - здесь.
О квартире беспокоиться не надо. Тут остаются Папа, Мама, Валя. Какие будут налоги - они оплатят.

Переговорив обо всём с родителями, мы выехали во Псков.

Глава 55. Псков.

В дороге с нами никаких происшествий не случилось, но по приезде на станцию Псков мы оказались в незнакомом городе, как в лесу. Надо было найти гостиницу, куда нам была написана рекомендация. Расспросив местных жителей, я пошел искать. Ходить надо было пешком. Тогда городской транспорт только начал налаживаться.

Пройдя несколько улиц, нашел гостиницу. Арендовал отдельную комнату. К имеющейся кровати притащили длинный деревянный диван с высокой спинкой. Диваном отгородили нашу кровать. Для отопления служила круглая печь, работающая на две комнаты. Топка была из нашей комнаты, что могло помочь для разогрева пищи. Например, сварить сыну кашу, нагреть молоко...

Вернувшись на вокзал, нанял крестьянскую телегу, проезжавшую мимо, и мы переехали с вещами в новое жилье. Так произошло наше переселение во Псков.

Утром на второй день я пошел в контору "Главмолоко". Она находилась на улице Ленина, недалеко от вокзала. Погода благоприятствовала: солнце светило по-летнему, но листва на деревьях уже желтела, ожидался массовый листопад. Невдалеке, по трамвайному кольцу со звоном прошел трамвай...

Войдя в контору, состоящую из двух больших комнат, поздоровался со всеми сидящими. За столом у окна сидит пожилой мужчина в штатском, лет около 45-ти, с седеющими висками. С кем-то разговаривает по телефону. За другими столами сидели служащие: две женщины и мужчина в будничной одежде. Пишут и щелкают костяшками сетов.

Я подошел к первому из них и отрекомендовался. Григорьев - прошу любить и жаловать, новый сотрудник. Подал письмо из управления от Тынтарева. Заведующий, взглянув на письмо, произнес:
- Товарищи! Это к нам новый завпроизводством т. Григорьев Иван Григорьевич. Он встал и поздоровался со мной за руку, пригласил сесть.
- Будьте знакомы! Вот мастер псковского молзавода Сорокин Иван Васильевич, женщина постарше - статистка Петрова Лидия Ивановна, а молоденькая - это делопроизводитель Тоня.
Я подошел к ним, поздоровался за руку, потом сел к столу управляющего.
- Скажите, т. Григорьев, вы где остановились?
- Я приехал с семьей и устроился в гостинице.
- Велика семья?
- Кроме меня, жена и сынишка четырех лет.
- Вы поехали в наш город сами или по направлению?
- Все обговорено с Тынтаревым - о наличии заводов, с кем буду работать, необходимость подыскать жилье.
- Я вас должен огорчить. Во Пскове найти жилье трудно - город перенаселен.
- Отчаиваться я не собираюсь. Поработаем - увидим!
- Что вас заставило уйти с прежнего места работы?
Я работал в Бологовской конторе ЛСПО, но после разделения Ленинградской области был приписан в Калининское "Коопмолоко". Немного поработал там, организовал и провел обучение лаборантов, мастеров и директоров заводов. И вдруг, получил приказ, что моя должность сокращается. Другие инструкторы тоже сменили место работы.

Обратившись к мастеру, управляющий попросил его помочь перенести мне свободный стол из соседней комнаты и поставить у окна. В соседней комнате, кроме главного бухгалтера, сидели четыре женщины. Когда установили стол, я разделся и сел.
- Пожалуйста, познакомьте меня с расположением заводов и что на них вырабатывается.
- Вас проинформирует наш инструктор Лукин Сергей Нилыч. Он будет завтра, а пока идите устраивайтесь с семьёй! Питание советую брать на дом. Это рядом с гостиницей.

На этом мой первый день работы был закончен и я пошел к своим, чтобы организовать обед, заготовить некоторые продукты для завтраков и ужинов. Был у нас с собой алюминиевый чайник и примус. Хлеб, сахар, кондитерские изделия можно покупать недалеко в булочной. Яблоки, овощи и прочие фрукты - на рынке. Псков славился обилием фруктов и яблок. Деньги расходовали из подъемных.

Вечером втроем пошли знакомиться с городом.
- Маруся, как тебе показался город? - спросил я после прогулки.
- Город красивый, особенно в центре.
Толику не понравился, потому что приходилось больше ходить ножками. Носить на руках его стало уже обременительно.
- Толинька устал?
- Не холоший голод! - Толик "р" заменял на "л".
- Ничего, сынок, привыкнешь!

Утром я пошел на работу. Там меня уже ждал инструктор Лукин. Обо мне он уже знал от Тони.
- Здравствуйте, Иван Григорьевич! Я - Лукин. А вас я видел в ЛСПО в Ленинграде, когда был на совещании инструкторов в прошлом году.
- Как ваше имя-отчество, т. Лукин?
- Владимир Михайлович!
- Володя, значит. Так вот, Володя, познакомь меня с заводами и их расположением!
- На стене висит карта нашего района, а на ней все заводы указаны кружками. Их всего семь. Четыре цельномолочные, а три маслодельные. Из них один вырабатывает сыр.
- Когда мы с вами побываем на местах?
- У нас есть грузовичок, полуторка. Можем завтра съездить в Ляды, в Остров.
- Договорились! Закажи заправиться.
- Шофер знает. Не первый раз едет. На обратном пути возьмем то, что приготовлено к отправке.
- Как сдается ваша продукция по качеству?
- Всяко бывает... Мне кажется, то, что отправляем поездом, без сопровождения - занижают. А когда сдаешь сам, принимаю не ниже первого сорта. Больше - высший и экстра.

Лукин Володя только в этом году окончил Детскосельский молочный институт. Парень молодой и холостой. Местный и живет в Завеличье, то есть "за Великой рекой". Ростом высок, русый, с правильными чертами лица.

Познакомился я с сертификатами, со списком штатов и с обеда сходили с Володей на Псковский молокозавод. Завод находится близко. К нему есть железная ветка. Здание новое, разделенное на цеха. Приемка молока с лабораторией. Цех сбойки масла. Кисломолочный цех для сметаны и отдельно за переборкой для творога. Мастер завода Иван Васильевич Сорокин показал все цеха. Рассказал сколько поступает молока, сколько идет цельным в Ленинград, сколько на переработку.

Поездил с Лукиным по заводам, поискал квартиру или хорошую комнату. Маруся уже стала высказывать недовольство.
- На черта мне такая жизнь! Печка еще топится не каждый день. Примусом пользоваться нельзя - ругают. Копоти, видишь ли, много! Ребенку бегать по коридорам запрещают - жильцы жалуются.
- Да! Я с тобой согласен! У меня тоже работа не из приятных. На днях пошел я один в отдаленный сельсовет, что на границе с Эстонией. Иду, посматриваю по сторонам. Природа красивая, лес боровой. Но чуть не из-под каждого куста выскакивает красноармеец: "Ваши документы! Куда и зачем идёте?". Только один спрячется, не пройдешь и сотни метров, опять проверка. Наконец я пошел вдоль колючей изгороди - границы. Тут из-за куста на той стороне выходит солдат и просит жестами спичку, чтобы прикурить. Я дал коробок. Он прикурил и бросил мне обратно. Я бросаю ему и показываю на карман - "Бери себе!". Солдат поморщился, и показав на этикетку коробка, где самолет с красными звездами, описал рукой вокруг шеи. Дал понять, что если увидят такой коробок у него, то не избежать виселицы... Еще. Расстояние до заводов далекое, не то, что было в Бологое.

Взвесив все обстоятельства, я написал Тынтареву письмо, объяснив свои проблемы. Через неделю приходит распоряжение: "В этой же должности явится в Порховскую контору. Для жилья разрешается занять две комнаты в доме, принадлежащем "Главмолоко". Принять участие в обработке сада, пользоваться урожаем, выращивать овощи для себя."

Прочитав письмо, я обхватил Марусю и стал ее кружить.
- Папа, пелестань маму тлогать! Маме больно!
- Я, сынок, поиграть захотел!
- Поиглать можно... И я поиглаю! - он тоже, ухватившись за подол, закружился с нами, хохоча...

Утром я не пошел, а побежал в контору сообщить об отказе у них работать. Управляющему этот приказ, как снег на голову.
- Я вам сочувствую и говорил, что жилья в Пскове не найти, особенно с семьей.

Распрощавшись со всеми и получив причитающуюся мне зарплату, я расстался с псковской конторой. С ближайшим поездом поехали в Порхов.

Глава 56. Порхов.

Город Порхов расположен по обе стороны неширокой и не совсем прозрачной речки Шелони. Вода в этой речке железисто-щелочная. Ее для пищи не берут. Для этого есть артезианские колонки. Вода из них течет с большим напором. В целом все домовладельцы имеют свои колодцы на участках. Постройки, больше купеческого стиля, с торговыми первыми этажами. Есть старинная крепость, построенная из известняка. В крепости, кроме служебных построек, есть действующая церковь. Очень много зелени. Что ни дом, то сад с фруктовыми деревьями и декоративными цветами. Город несколько отдален от станции. Между ними проходит улица, застроенная одноэтажными домиками, с пешеходной панелью и с деревьями по обе стороны.

Контора находилась в центре, почти на городской площади. Мы всей семьей поднялись на второй этаж и вошли в контору, удивив служащих. Молодая симпатичная женщина лет тридцати обратилась к нам:
- Вам что надо, граждане? Вы, наверное, не туда попали?
- Как раз туда, куда надо! Мне нужен управляющий.
- Я управляющий! Прошу!
Подошел ближе к мужчине полного телосложения с рыжеватыми усиками бабочкой. Русые волосы, зачесанные назад.
- Мы прибыли к вам работать! Надеюсь, не откажете? Вот мои документы.
Я подал письмо из управления, паспорт и трудовую книжку. Управляющий взял, развернув приказ, громко произнес:
- Товарищи, к нам прислали нового зав. производством! Садитесь, пожалуйста! Нюра, подай стулья для женщины с ребёнком!
Стулья были поданы. Все с вниманием начали изучать нашу внешность.
- Будем знакомиться! Меня звать Зубков Алексей Павлович! Это ваша жена с мальчиком?
- Вы угадали. В приказе указано: с представлением площади для жилья. Разрешите их отвести, а также отнести вещи.
- Хорошо, поговорим потом... Матвей Семёныч, отведите тов. Григорьева в квартиру! Пусть располагаются!

Рядом с дверью в соседнюю комнату встал из-за стола высокий сухощавый пожилой человек.
- Пошли за мной! Дайте мне чемодан, я понесу!
Идя по улицам, я замечал их расположение, чтобы не блудить. Миновали большое здание Дома культуры, свернули вправо и вышли к стадиону.
- Улица называется "Сакко и Ванцетти". Направо - Медицинское училище, налево, за стадионом - большая районная больница, а за медшколой наш дом. - пояснил Носков.
- Вы, Матвей Семеныч, тут живете?
- Да, я занимаю небольшую комнату в первом этаже.
- У вас нет семьи?
- Я одинок. Детей нет, жена умерла...
- Папа, это наш дом?
- Да, сынок! Попробуем тут пожить... Смотри, какое поле! Тут хорошо будет гулять.
- Сад, вижу, большой за домом. Чей это? - спросила Маруся.
- Этот сад принадлежит нам, живущим в этом доме. Вон там, у грушевого дерева, колодец. Из него берем воду. - пояснил бухгалтер.

Поднялись на второй этаж. Матвей Семеныч открыл дверь и вручил Марусе ключи от входной двери и от комнаты. Вошли в прихожую. Неширокую, освещенную через окошки над дверями. В конце коридора видна еще дверь.
- Ваша комната налево, а соседи направо. Там живет наша бухгалтерша с девочкой, - пояснил Носков. - Входите, пожалуйста! Располагайтесь! Будем жить добрыми соседями!

Войдя в комнату, мы сразу заметили, что окна выходят на солнечную сторону, квартира не запущена, пол покрыт масляной краской, двери покрашены белилами. Нам предстояло обзавестись кроватью, диваном, шкафом, посудой. По коридору мы нашли дверь на кухню с плитой и полками для посуды. Еще одна дверь вела в туалет.

Бухгалтер ушел, оставив нас располагаться. В комнате оказался стол и два стула, на чем мы расположились перекусить, согрев на примусе кипяточку. Сахар был с собой и кулек с печеньем.

Я пошел в контору, надеясь вернуться пораньше, чтобы сходить в магазины за продуктами, а Маруся с Толиком сходят на недалеко расположенный рынок за молоком и мясом...

Так началась наша новая жизнь в городе Порхов.

День вступления в должность совпал с днем рождения сына - 25 сентября 1936 года. Ему исполнилось четыре года. Маруся была уже вторично беременна и мы ждали появления ребенка в феврале следующего года.

В конторе мне предложили занять стол бывшего инструктора. Началось знакомство с сотрудниками. Напротив меня сидела экономист Аня Романова, молодая среднего роста женщина, не замужем, похожа на эстонку, в ее речи слышался акцент. Рядом с ней работала делопроизводитель Овсенко Лида, молодая, красивая, с завитыми короткими черными волосами. На ее столе - телефон, такой же телефон у управляющего.

Из бухгалтерии вышли две женщины для знакомства. Одна - небольшого роста, с выпуклой грудью и горбом на спине, около сорока лет. Назвалась нашей соседкой Людмилой Феофановной.
- Нам теперь будет веселее, - сказала она, - Особенно будут рады мама и дочь... (Ее мама - это старушка лет за шестьдесят, собирает седые волосы на затылке. Ее дочка - лет 6-7, Сонечка.)
Вторая женщина - незамужняя старая дева, среднего роста, русоволосая с прической "назад под гребнем", опрятно одетая. Назвалась Валентиной Федоровной.

Подсев к столу управляющего, стали разговаривать и отвечать на разные вопросы о моей прежней жизни. Об этом читателю уже известно, поэтому я буду рассказывать все новое, что было в Порхове.

При конторе есть автоцистерна для вывозки молока из глубинных заводов и еще грузовая машина, на них можно было ежедневно ездить на заводы. По распоряжению из управления, наш район обязан как можно больше отправлять в Ленинград цельного молока, а молоко с пониженной кислотностью пускать на переработку: на масло, сметану, творог. Штатами район обеспечен. Есть два инструктора-практика - Матвеев и Снетков. Они к моему прибытию находились в районе, на заводах.

Управляющий сказал, если бы не приехал я, то он планировал назначить зав. производством Матвеева, как более грамотного и толкового парня. Познакомился с заводом, что у железной дороги. Его директор Батков ознакомил меня с планом и выполнением его. Работа налажена хорошо. Видать, директор оборотистый...

В течение недели мы приобрели кровать с матрацем, диван, шкаф, еще стулья и детскую кроватку для будущего ребенка. А Толику определили диван для спанья. Приобрели одеяла и прочие вещи из мануфактуры.

Переписка того времени. Маруся написала письмо Матери с просьбой после Нового года приехать к нам, а для Вали пояснила, что рядом с нашим домом есть училище медсестер, если хочет, может приехать на учебу. Ответ получили положительный. Тесть Алексей Алексеич по-прежнему работает в депо, а мой Отец (Григорий Иваныч) поступил на вновь строящийся холодильник в Гузятине. Часто приходится ему ходить пешком в Бологое после работы. Оба отца собираются частенько дома и выпивают. Мать усиленно ведет с этим борьбу, но старики не очень-то подчиняются. В своем письме брат Павел пишет: "Работаю по договорам - по домам культуры, по заводам. Снял комнату у одинокой старушки. Хорошо зарабатываю."

Так шла наша жизнь до середины лета, об этом напишу позднее. Теща приехала после нового года, а Валя приехала в августе, чтобы поступать в училище. Маруся создала запас сушеных яблок, груш и прочих фруктов. С питанием было хорошо и приехавшие гости не были в тягость.

Глава 57. Раскрытие вредительства.

В районе всю зиму дела шли хорошо. Но в июле-августе качество масла, сметаны, творога , вдруг, снизилось невероятно. Когда я ездил на автоцистерне по заводам, проверял продукцию приготовленную к отправке в Ленинград, то анализ со всех заводов показывал хорошее качество. Инструктора сладили за отправкой с наших заводов, но полученные сертификаты сообщали о плохом качестве. В сообщении даже говорилось, что масло, поставляемое в детсады, оказывалось с толченым стеклом, а молоко оказывалось простоквашей.

На собрании мастеров, лаборантов управляющий насел на меня, я якобы плохо инструктирую, работа идет самотеком... Видя такое дело, управляющий уволился, ссылаясь на плохое здоровье. Прислали нового молодого, который сразу навалился на инструкторов. За ним следом приехали с молзавода, что на Басковом переулке. Один из них - тов. Шарыпо, рабочий, партийный. Мы с ним встречались еще по райпотребсоюзу (ЛСПО). С ним мы принялись контролировать продукцию на платформе перед загрузкой в вагон. Все было в норме, а сертификаты приходят все хуже и хуже.

Тогда одну партию я отправил сам и выехал в Ленинград встречать ее. Ждал трое суток, когда прибудет эта партия. Когда дождались прибытия стали вместе с лаборантом проверять продукцию и выявили сплошной брак. Что делать?.. Вышел я на улицу, иду в сторону Московского вокзала. Навстречу попадается солдат. Остановился и всматривается в меня. Я стал смотреть на него. Вдруг он крикнул:
- Иван Григорьич, это вы?!
- Миша Кузнецов?! Вот встреча-то!.. Ты где, Миша, служишь? Как живется? Где брат Коля? Я ведь вас хорошо помню по вашей Березайке.
- Я, Иван Григорьич, служу в НКВД. Поступил после окончания кадровой. Ну, а Коля продолжает работать на Березайском молзаводе, снабжает ленинградцев молочком.
- Миша, я в беде! Ты на такой службе... не сможешь ли помочь мне?
- Не в своей я власти, надо мной есть начальство.. Но вы расскажите мне подробней, в чем ваше горе.
Я рассказал Мише подробно все, что касается работы в Порхове.
- Мне теперь ясно, как бывшему мастеру. Все передам начальнику и, думаю, он поможет. За вашу правду, за честность я не сомневаюсь. Я крепко помню, как засыпался в Березайке... Вы тогда меня спасли от суда и я дал слово работать только честно.
- Миша, тогда ты был моложе. Помнишь, наверное, как ты хотел подкупить меня, подсунув в коридор корзинку с яйцами? Я долго узнавал - кто это сделал. А проверяя отчеты, нашел много подделок в твоих бумагах и ты, после того как я припер тебя, как говорится, к стенке, заплакал и сознался. В отчете я нашел и ошибки и понял: Кузнецов не совсем виноват...
- Я все время, Иван Григорьич, думал: "какой же вы честный человек!". Период был голодным и, несмотря на это, вы не взяли яйца. Вернули обратно.
Поговорив о родных местах, о знакомых по работе, мы разошлись.

Приехав в Порхов, тут же пошел искать уполномоченного Шарыпо. Найдя его, сообщил о результате поездки. Он подумал и сказал:
Я не верю в плохую работу Порховского коллектива. Надо начинать искать на железной дороге. На складе на 7-й Красноармейской, на Полтавской. Сделаем так: я выеду в Ленинград, а вы отправите продукцию и перед погрузкой незаметно пометите на бидонах под ручкой, на лагунах около обруча - месяц и число отправки.

Так мы и стали делать. Документы писали в двух экземплярах - один уходит с продуктами, а второй остается у нас. Инструктор Матвеев узнал, что его хотели сделать заведующим, если бы не приехал я. Он стал сочинять новому управляющему обо мне кляузы. Что я будто, бывая на заводах, никакой работы не веду и ничем не интересуюсь. Еще суровее стали относиться ко мне служащие, особенно Овсенко, успевшая стать любовницей управляющего.

Через неделю приезжает Миша Кузнецов.
- Иван Григорьич, начальник разрешил мне быть организатором отгрузки, а сам со своими сотрудниками взял под надзор все базы в Ленинграде. Кроме того, всё управлние областной конторы.
- Ну, Миша! Надеюсь наша будет победа!
- В нашем управлении на совещании создалось впечатление, что это работа врагов.

Сделав несколько контрольных отправок и получив их в Ленинграде, Кузнецов и Шарыпо установили, что причина порчи оказалась на железной дороге. Там умышленно загоняли молочные вагоны в тупики парков, таким образом задерживая доставку продукта на срок до 10 дней. Потом выпускали вагоны, когда на базах все перепортится. В результате расследования была вскрыта руководящая роль заместителя управляющего Псковской областной конторы Андриянова, который действовал в сговоре с кладовщиками баз молочных продуктов.

Дело было оформлено и передано в суд, который разбирал это дело при закрытых дверях. Я был вызван в суд свидетелем. Взвалить вину на Порховский район не удалось. Андриянов был приговорен к расстрелу, многие его сообщники получили большие сроки строгого режима.

Закончился суд. Мне - 31 год, но от переживаний и страха наказания, которое некоторые сулили, я поседел не только на висках, а по всей голове. Стал думать: "К черту эту работу! Пойду лучше на физическую работу. Там не будет завистливых и алчных на вкусную продукцию. Буду просить Тестя взять меня в товарищи..."

Глава 58. Дочь - порховчанка.

Служебные события окончены. Теперь вернусь к семейной жизни и что пришлось пережить. В ночь с 27 на 28 февраля 1937 года родилась дочь. Особенно была рада Маруся. Мы с Екатериной Васильевной по ее настоянию крестили девочку в крепости, где существовала действующая церковь. Назвали Валентиной. Записали крестным Петю Петрова, а крестной - Валю Петрову, брата и сестру Маруси.

Толик так был рад, что у него теперь будет сестричка. С первого дня он просил Маму показать ему сестричку.

В мае месяце во всех садах, окружавших наш дом, зацвели фруктовые деревья. В нашем саду стоял густой аромат. Цвели большие деревья груш, яблонь, слив и вишни. Выросла густая трава, через которую идти к колодцу приходилось с осторожностью, иначе в утреннее время и после дождиков промочишь ноги.

Когда приехала Валя, Толик любил с ней бегать и играть в прятки. Зовет Валю в сад:
- Тетечка Валечка, давай поиглаем в плятки? Я сплячусь, а ты ищи!
Валю заставит повернуться к нему спиной, а сам спрячется за колодец.
- Заклой глаза, не подматливай!
Валя знает где Толик спрятался, но искать она идет в сторону, будто ищет, а ему смешно... Так набегаются, что обедают с большим аппетитом.

Валя поступила учиться в медшколу, но учеба была прервана болезнью брюшным тифом. Сначала заболела Маруся, слегла в постель. За детьми ухаживала Теща. Теща ходила на базар за молоком, готовила обед для детей и взрослых. Несмотря на такую заразную болезнь, Маруся Валечку кормила грудью. Я спал с женой на одной кровати, но ко мне болезнь не пристала.

А Валя заболела в тяжелой форме - высокая температура, бред, потеря сознания. Положили ее в больницу напротив нашего дома. В больницу к ней не пускали. Мы могли только посмотреть в окно на первом этаже. Маруся проболела недели три, но Валя - больше месяца. Волосы с ее головы сняли. Во время болезни в больнице она бредила, бегала по койкам, кричала, звала мать... Но все обошлось, она выздоровела. После небольшого отдыха принялась за учебу.

Поспели фрукты. Ели их не только с деревьев своего сада, но и я приносил с рынка мешками их. Жизнь в семье нормализовалась. Кроме моей работы...

После суда, вернувшись в Порхов, я приступил к своим обязанностям. Отношение к работе охладело. Не забыты напрасные наговоры Матвеева и Снеткова. Управляющий не хочет извиняться за вынесение заведомо неуместных выговоров. Я всё это переживал... Наконец подал заявление об увольнении. Так управляющий решил меня утопить во лжи, издав приказ от 1 ноября 1937 года. "...Снят с работы за невыполнение распоряжений управляющего райконторой..." Обжаловать приказ в Молочный комбинат я счел бесполезным, где, по слухам, считали, что хотя я и оправдался, но во многом виноват. Этот приказ об увольнении заверен печатью Молкомбината.

Глава 59. Похороны Отца.

Теща и Валя уехали в Бологое раньше нас, а мы, заказав вагон, погрузили свои вещи и выехали в Бологое в начале ноября. Хорошо, что не отложили выезд на несколько дней. Когда приехали домой, я поднимаюсь по лестнице, а на встречу с плачем бежит Мать.
- Ванюшка, милый!!! Отцу плохо... Он умирает!
Я бросил чемодан. Маруся отнесла ребят на второй этаж и вернулась вниз. Мать ревет от горя. Отец лежит на кровати. Увидев меня, встал на ноги, придерживаясь рукой за спинку. Сам желто-бледный, качается.
- Ау, сынок!!! Умираю я... Верно отжил на этом свете... Закашлялся и повалился на скамейку.
- Что ты Папа!! Еще поправишься! Давай я тебя посажу на скамейку и поговорим. Ты расскажешь, как жил... Из той жизни, которую я не знаю...
- Нет, нет! Мне больше не любоваться вами, не видеть солнышко, так ласково светившее в наши окна...
Смотрю на лицо Отца, а он закрывает глаза и голова опускается на грудь.
- Папа, ты что?! Встань! Я тебя подержу.
Поднял его, взяв руками под мышки. Он встал, тяжело вздохнул... закашлялся... и повис на моих руках... Я положил его на кровать... Мать сказала: - Не надо его беспокоить... Видишь, помирает!
Я попытался еще приподнять Отца за голову, а он перестал уже дышать... Так и не придя больше в сознание, Григорий Иванович умер с приподнятой головой...

Набежали соседи, дядя Терентий со второй женой. Много родственников, пришедших к нам, интересовались как это мы с Марусей приехали точно к тому часу, когда к Отцу уже подкралась смерть. И еще всем было интересно посмотреть на детей, ведь они нажиты в их отсутствие. Пришли проститься Алексей Алексеич, Екатерина Васильевна. В тот же день были даны телеграммы Якову в Ярославль и Павлу в Ленинград.

Хоронить мы воздержались три дня. Держали покойника в нетопленой квартире до приезда братьев. Погода была морозная.

Фото 1937 г. Родственники и знакомые, участвовавшие в похоронах Отца.

Список участников похорон.

Верхний ряд, слева направо:
1) Груня, жена-своячница тети Дуни.
2) Михаил Андреев, муж тети Дуни.
3) Тетя Дуня (Евдокия Ивановна), жена Михаила Андреева, мать Таси и Вали.
4) Сосед Бабышев.
5) Терентий Иваныч, брат Отца.
6) Мария, вторая жена дяди Терентия.
7) Оксинья Михайлова, племянница Отцу, из Воронова.
8) Федора Федоровна, сестра Матери, тетя мне.
9) Тоня (Антонина Павловна), двоюродная сестра мне, из Старины.
10) Василий Павлович, двоюродный брат мне, из Старины.
11) Маруся (Мария Алексеевна) Петрова, жена моя.

Средний ряд, слева направо:
12) Дядя Саша, муж Даши, двоюродной сестры Матери.
13) Алексей Алексеич Петров, отец Маруси, тесть мне.
14) Семен Фадеич Кузнецов (из Бологое), муж тёти Анны, сестры Отца.
15) Павел Давыдович (из Старины), муж тети Пелагеи, сестры Отца.
16) Мать - Устинья Федоровна.
17) Павел Григорьевич, брат.
18) Я - Иван Григорьевич.

Нижний ряд, слева направо:
19) Иван Иваныч, друг Отца, у которого жили в Смехове.
20) Тетя Даша (Дарья Екимовна), двоюродная сестра Матери.
21) Яков Григорьевич, брат.
22) Толик, сын.
23) Коля, сын Сергея Алексеича Петрова.
24) Алексей Иваныч Фадеев, муж Кати, двоюродной сестры.
25) Мария, двоюродная сестра, дочь тети Федоры.
26) Екатерина Васильевна Петрова, теща, мать Маруси.
27) Тетя Паша, жена Ивана Матвеича, троюродного брата Отцу.

Похоронили Отца на Бологовском кладбище, левее старой церкви. Поставлен деревянный крест с медной дощечкой с надписью "Иванов Григорий Иванович. 1887 г. рожд.". На заупокойной церемонии было много речей, воспоминаний, слез с плачем и причитаниями.
- Да, друзья!! Хороший был человек Гриша! - начал свою речь Семен Фадеич. - Заметьте, он за свою жизнь, я не помню, чтобы зря обидел человека. Жил он в деревне, жил в городе - везде слышишь обращение к нему с уважением "Григорий Иваныч"!
- Постой, Семен! - обратился к нему дядя Павел. - Я помню Гришу пораньше тебя! Мы деревнями почти соседи. Знали его еще мальчишкой. Как он хозяином стал с 17 лет. И Мать, Прасковья Ильинична (вечная ей память!) беспрекословно подчинялась ему во всех крестьянских распорядках.
- Ты, Павел, прав! Я младше Гриши на 8 годов. Перед ним был мальчишкой, но его слово для меня было закон, - остановил дядю Павла дядя Терентий. - Я ведь с ним рано ушел работать в Бологое на стройку веерного депо, а потом - в Питер. Что греха таить - когда я женился и мы решили разделиться, он не пожалел - отдал лучшую лошадь. Он не остался на старой степени, отдал ее мне, а сам построил себе дом-пятистенку из бывших амбаров, скотных дворов поместья Храповых. А при начале Советской власти устроил меня секретарем Наволокской волости.
- Пропоем ему все "Вечную память"!!! - посоветовала тетя Дуня. И все, встав за столом, пропели хором "Вечную память"...
- Что ж, друзья, пора нам спросить молодого хозяина, как старшего из сыновей Григория Иваныча, Ивана, - обратился ко мне с вопросом Иван Иваныч, - Где путешествовал? Я ведь Гришу и мальчика Ваню помню по Смехову, где старший был подпрапорщиком, главным строителем складов, а другой рядом с моей чайной в закуточке торговал конфетками, пряниками, баранками и прочей бакалеей.
Я встал за столом и обратился ко всем.
- Гости дорогие, спасибо вам за участие в похоронах Отца и за добрые отзывы о его жизни. Я скажу про себя, пусть не обидятся на меня братья Яков и Павел. Для меня был Отец, как поводырь для слепого. Везде во всех делах он отличал меня, толи как старшего из сыновей, толи у него была ко мне особая любовь. Вот, к примеру, дядя Иван Иваных сказал про Смехово. Торговал я, как он говорит, в закуточке не для наживы. Думаете, мне десятилетнему не хотелось бегать? Хотелось, конечно! Но наш ларек был конспиративным местом, в нем пряталось то, что не должен был знать жандарм.
Задумал Отец строить мост через озеро. Не для себя, а для людей нескольких деревень, особо - для детей, чтобы ближе было ходить в школу... Кто ездил за бревнами зимой под самые Небылицы за 12 километров? Он посылал меня, он знал, что если и опрокинется воз, так я сумею его поставить на дорогу... Все вы, наверное, помните первую молочную артель? Отец с Васей Козловым, будущим зятем Михаила Михайлыча и тети Анисьи, построили здание маслозавода безплатно. А меня, по его рекомендации, общество поселян отправило в Бель на курсы маслоделов. И я горжусь, что тринадцатилетним приносил людям пользу, работая маслоделом.
Или взять кооперацию. В Наволоке открыли магазин, так нужны были населению товары: соль, спички, керосин, табак, мыло, конфеты, баранки и прочие товары. Сначала не верили в развитие торговли у нас, никто не хотел возить товар из Валдая. Отец и тут нашел выход из положения. Поручил мне возить, и я возил. Лето, осень, зима, весна, днем и ночью, в дождь, слякоть, в метель, через грязь по ступицы колёс. Ночью рядом лошади не видно... Ездил ровно год. Когда народ поверил в полезность кооператива, стали наниматься возчиками другие.
В Воронове жил Кузьма Антоныч, вы его знаете. Он прибыл из Ленинграда в 1917 году. Привез он слесарный , кузнечный инструмент. Оборудовал кузницу. И кто стал кузнецом? Отец! Ему был нужен молотобоец. Он опять взял не Яшу, а меня. И мы с ним подковывали лошадей, оттягивали и наваривали лемеха, делали бороны с железными зубьями, перетягивали колеса телег и прочие надобности населению.
Все вы бывшие крестьяне и хорошо помните декрет Ленина о земле. В 1918 году ранёхонько весной, только сошел снег и подсохла земля. Нашим крестьянам нужна земля для работы, а она была только частично своя, а в большей части была кулацкой. На общем собрании долго кричали "Давайте скорее делить!". А как делить? Кто будет делить? И Отец, имея ввиду, что я хорошо знаю математику, геометрию, алгебру, предложил меня: "Мужики, я советую доверить раздел земли моему сыну Ване! Он на это способен!". Все закричали: "Знаем его! Пусть начинает скорей, а то земля пересохнет! Надо сеять!". Благодаря Папаше я стал землемером, поделив пахотные земли, покосы и даже леса для дров и построек.
Вам теперь ясно, кто был для меня Отец. Вечная ему память! В моей жизни есть о чем вспомнить с благодарностью!

Пока я рассказывал, Мать плакала, а вместе с ней и другие женщины.
- Правильно сказал Ваня! Мы от Отца только требовали помощи, а ты сам содержал себя, - сказал Павел. - И тебе большое спасибо! Я от себя даю обещание присылать Маме деньги, что смогу!
Яша промолчал, только потом у Мамы попросил на память отцовскую тужурку, бобриковую рыжую.

Глава 60. Специальность водопроводчика.

Через два дня началась наша жизнь в житейской обстановке. Тесть за утренним завтраком спрашивает:
- Ну, дорогой зять, что ты намерен делать?
- Я хотел бы больше с молочным делом не связываться - сыт по горло Порховской конторой. Возьми меня работать с собой! Я хочу быть рабочим. Научишь меня, как обращаться с трубами?
- Папа, ты хороший мастер! Возьми Ваню с собой! Мне надоело переживать за него. Только будь хорошим учителем и отцом - не подбивай его на выпивки.
- Правильно, Алексей Алексеич, будь мне хорошим отцом. При твоей помощи я скоро добьюсь высокой квалификации и, ручаюсь, не подведу!
Так я стал с помощью Тестя изучать специальность водопроводчика.

К нам присоединились Савушкины. Леша еще работал шофером в Бологовской пожарной команде, а Лена - медсестрой в детском саду. Гуляя, мы много говорили о моих злоключениях в молочных конторах. О Жизни вообще. В Железнодорожном саду повстречали друга молодости Лешу Николаева, парня среднего роста, плотного телосложения, бывшего тяжелоатлета. Вместе мы когда-то ходили в железнодорожный клуб на Городской площади, гуляли по городу, слушали стихи, читаемых Женькой Трухиным.
- Как, Ваня, поживаешь? Уже, я вижу, семьей обзавелся?
- Обзавелся, Леша! А как ты?
- Я еще холостяк, занят был учебой. Окончил институт. Теперь инженер.
- Где же ты работаешь?
- На холодильнике главным инженером.
- Молодец, Леша! Свое желание выполнил. Помнишь, как ты хотел во что бы то ни стало поступить учиться? Я хочу спросить тебя: нет ли для меня какой работенки?
- Работа есть! И я подыскиваю рабочих по ремонту трубопроводов в холодильном цехе. Работа несложная, высокой квалификации не требует. Заменить прокладки и промыть трубы. Хочешь по-дружески устрою?
- Я с большим удовольствием! Мы придем с моим Тестем, он опытный водопроводчик.

Заручившись обоюдной договоренностью, я шел с Марусей домой, улыбаясь светлому солнцу, чистому небу. Вообще настроение было хоть пляши!
- Маруся, неужели нам опять везет?
- Все хорошо, но эта работа временная. А дальше что?
- Научусь работать у папы и махнем с ним в Ленинград!
- Туда, я слышала, принимают только по вербовке.
- Я читал расклеенные объявления, но там вербуют только арматурщиков...

Придя домой и дождавшись с работы Тестя, я сразу его спросил:
- Дед, есть хорошая работа на холодильнике! Пойдем туда работать?
- Я согласен! - ответил он. - Давай, завтра пойдем со мной! Будешь учиться трубы нарезать, гнуть их по шаблонам. Будешь знать как называются согнутые трубы.

Петровы. Тёща была очень рада, узнав моё сообщение. Должен отметить, что Теща давно бросила заниматься сельским хозяйством и совсем переехала в город с Валей, которая продолжала учиться. Петя женился на Кате, бывшей уборщице в школе. Работать он устроился на холодильнике в Гузятино. Купили небольшой домик. У них уже есть дочь Таиска. Сергей остался в Хмельниках, работая в совхозе молотобойцем. Женился. Жена Сергея работала на Бологовском хлебозаводе рабочей.

Через три дня, после разговора с Алексеем мы с дедом пошли на холодильник. Обращаться по старой памяти к Алексею продолжал по имени.
- Леша, здравствуй! Знакомься, это мой Тесть Алексей Алексеич. Хороший мастер по трубным делам.
- Хорошо! - сказал он. - Дайте ваши документы!.. Каким же разрядом вас оформить?
- Тестя по седьмому, ну а меня, если можно, по пятому... для начала.
- Согласен. Инструмент у вас есть?
- Есть! - ответил Тесть, - Как же не быть, если всю жизнь работаю по этой специальности.

Алексей провел нас по цехам холодильника, показал с чего надо начинать. И мы принялись сливать рассол в канализацию, открывая фланцы на трубах... Проработали мы с Алексеем Алексеичем на холодильнике с 30 марта по 25 июня 1938 года. До этого с 20 декабря 1937 по 13 февраля 1938 я поработал слесарем по ремонту молочных машин на городском молзаводе. Уходя с холодильника, Алексей спрашивает меня:
- Какую же тебе дать справку, по какому разряду?
- Леша, как условились - по пятому разряду. Так и пиши, что было сделано...
Так я за эти три месяца получил специальность водопроводчика пятого разряда.

Нам с Тестем пришлось быть без дела месяц по 26 июля 1938 года. И мы всей семьей поехали в Хмельники отдохнуть. Там дом был пустой. Сергей попал за драку в тюрьму, а жена его уехала в Бологое и жила у какой-то родственницы...

Идем мы как-то с Марусей и Толиком кряжем между деревней и рекой. Толику было почти 6 лет. Букву "р" он постепенно стал выговаривать и говорил чисто. Он побрасывал камешки "блинчиками" по воде.
- Вот в этом месте я чуть не утонула... Спас меня Петя. Он тоже купался. А Отец всегда здесь ловил руками налимов. Да таких крупных! - рассказывала Маруся о местах на реке.
- Как же он ловил?
- Очень просто: нырнет рядом с камнем, пошарит под ним руками... и, смотришь, тащит налима за жабры...

Сейчас уже июнь и дед сходил к вечеру позабавиться рыбалкой. И принес как всегда несколько хороших налимов. Мы ели рыбу с большим удовольствием. Особенно после стопочки водки...

Погостив неделю, мы вернулись домой. Я на второй день после приезда пошел по объявлению к вербовщику для того, чтобы завербоваться в Ленинград. Узнал о наборе арматурщиков на завод имени Калинина, что на улице Калинина. Посоветовавшись с дедом, с женой, с Матерью (которая тогда стала работать на пару с Дашей - убирать мусор на рынке). Все согласились нас отпустить. Мы получили подъемные от вербовщика, немного денег оставили дома на расходы (до первой получки). Собрали в чемоданы бельишка, и поехали.


Порховская фотография 1937 г. в период приезда к нам Павла, Вали и Матери, которая держит на руках маленькую Валечку.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ